Кубанский шлях
Шрифт:
После Пасхи началась строевая подготовка, а с осени старший урядник обещал посылать молодых казаков на пикеты и в дозоры.
К охоте Фрол пристрастился от нечего делать. Казацкая наука на время посевной страды почти прекратилась, и молодые, не занимающиеся хлебопашеством, промышляли охотой. Попадались не только лисицы, олени, волки, медведи, но даже барсы и дикие вепри, выходившие из кубанских лесов. Казаку полагалось верхом настигнуть зверя и ловким ударом дротика положить его на месте. Стреляли только крупных хищников, причём выстрел должен был выйти один и смертельный, иначе жизнь самого охотника подвергалась серьёзной опасности - отступать
Он не понимал её, но чувствовал, что есть в ней какая-то тайна. Последний раз, когда приезжал на хутор, Терентия дома не было. Между шутками Фрол от "большого" ума обмолвился, что у Степана есть зазноба в черкесском селении. Катерина побледнела и сделала пустые глаза. Разговор тут же свернулся, и Фрол, не дождавшись Терентия, покинул хутор, жалея о сказанном. Он понимал, что своим нечаянным словом оттолкнул от себя девушку.
Сегодняшняя погода радовала, и охота обещала быть удачной. Шумной гурьбой малолетки, под присмотром опытного охотника Сидора Шерстобитова, по прозвищу Бобыль, отправились в лес, где ранее заметили следы пребывания вепрей. На опушке посерьёзнели, приготовились к гаю. Так здесь называют облаву на зверя. Для гая разделились на две группы: загонщиков и стрелков. Фрола определили в стрелки. Они отправились на свою линию, а загонщики отошли по ветру с версту и стали с шумом и гиканьем гнать зверьё. Вспугнутые зайцы и лисы охотников не интересовали - они ждали вепря.
И вот он! Сначала раздался треск сухих веток, и на тропе показался огромная голова с длинной клыкастой мордой, затем и сам лещеватый почти двухсаженный кабан. Стрелки на мгновенье замерли - зверь редкий по величине и страшный. Затем по сигналу вогнали в него три пули - и все в лопатку. Вепрь зашатался, но не остановился - лишь замедлил движение. Охотники в страхе соскочили с его тропы. Фрола разобрало любопытство, сколько продержится зверь с тремя пулями в сердце, и он поспешил за животным, хотя Сидор предупреждал, что преследовать раненого кабана тотчас после выстрела нельзя, нужно дать время, чтобы он изошёл кровью. Кабан вообще уходит после ранения и в первом удобном для остановки месте залегает. Такой раненый зверь может внезапно броситься на охотника, подошедшего к нему близко, и проткнуть клыками насмерть.
Увидев, как Фрол ринулся за кабаном, один из товарищей предупреждающе крикнул, но было поздно: Фролу в голень уже вонзился клык слабеющего животного. На это ушли его последние силы, и кабан затих. Ребята подбежали к раненому:
– Как ты, Фролка?
– Кровь, и, кажется, встать не могу, - пытаясь подняться, сквозь зубы, проговорил он.
– Предупреждали же тебя.
– Эх, ты, Аника-воин.
– Ушиб и распорота голень, - осмотрев раненого, заключил Бобыль, - встать-то можешь?
– Нет, - простонал Фрол.
Сцепив руки, двое казаков усадили на них незадачливого охотника и отправились в станицу. Остальные остались разделывать тушу кабана на месте.
Услыхав на улице о ранении Фрола, Бычиха помчалась домой.
– Маруська, - трубно загремела она, - пришёл
Когда зелье было добавлено и еда готова, Маруся собралась было нести болящему, но, Бычиха, подумав, перехватила чугунок из рук дочери:
– Стой, Маруська, лучше я отнесу. У тебя, красы писаной, он, кубыть, и не возьмёть. А я тишком, тишком и уговорю его. А там уж, как Бог дасть. Шкандыбиха ручилася, что поможеть травка-то.
Фрол тихо постанывал, лёжа на лавке. Рильке наложив ему повязку, вышел во двор на свежий воздух и увидел, как к хате воинственно шествует жена старшего урядника с горшком в руках и бутылью, зажатой подмышкой. Поздоровавшись с лекарем, она вошла в хату.
Фрол закрыл глаза, прислушался к своему телу. Боль постепенно уходила. Вдруг дверь скрипнула, и запахло едой.
– Здорово ночевал, Фролушка. Ничего, до свадьбы заживёть, - это вошла соседка, Бычиха. Она ласково провела рукой по его волосам, - я тебе вареничков принесла, кубыть, поешь? Мария налепила. Да отварчик лечебный я приготовила. Выпей, голубь, полегчает.
– Не хочу, - в нём проснулся бес противоречия, приподняв голову с подушки, спросил:
– А что, нельзя послать за Катериной Терентьевной?
– Послать можно, - ухмыльнулась Бычиха, - но зачем тебе она, сынок? Порченая девка. Ты думаешь, чего Терентий дёржить её в ежовых рукавицах? Был тут один казачок. Был да сплыл, - она многозначительно помолчала и весело воскликнула: - Да ты не печалуйся об ней! Рази мало девок? Вон Маруська моя, чем тебе не жана! И справная, и здоровая, и додельница! Никто об ней плохого не скажеть.
Не дождавшись ответа, Бычиха смущённо хмыкнула и заспешила:
– Мне идтить надо, а ты спи, сынок, спи, во сне здоровеють. Проснешься, так вареничков отведай. С вышнями.
"Надо же, Катерина Терентьевна, - усмехнулась она своим мыслям, закрывая дверь, - скоро позабудешь про неё, как про паньковы штаны".
Рильке вошёл в горницу, присел на скамейку:
– Чего она?
– Дочку за меня сватает.
– Гм.... Девица с изъянцем. Кривая. Да и лицо рябоватое. Вдовец какой возьмёт, может быть.
– А-а, я и не заметил.
– Интереса не было разглядывать, - лениво усмехнулся Клаус.
Фролу совсем расхотелось спать, а тем более есть Марусины вареники после слов её матери. Что-то в них, наверное, было правдой. Его действительно задевала чрезмерная строгость Терентия по отношению к дочери. Да и сама Катерина, видно, таила сердечную боль, несмотря на внешний задор. Понимал он и стремление Бычихи очернить девушку в его глазах, поэтому пропустил грязный намёк мимо ушей.
Несмотря на весёлый нрав и свободу обращения с девушками, большого любовного опыта у Фрола не было. Там, дома, всё было проще: шутки, песни, сеновал. Девки, их желания - как на ладони. А Катерина не такая. А какая, он и сам не понимал. Но влекла его к ней неведомая сила, противиться которой он не мог, да и не хотел.
В размышлениях Фрол уснул. И явилась ему во сне Катерина, стоящая на высоком холме в лучезарном кругу, а он сам, пытается подняться к ней, но раз за разом откатывается назад.