Кубанский шлях
Шрифт:
И встретила строгий взгляд отца:
– С матерью останешься. Хватит, нагулялась.
Катерина угрюмо побрела к полатям. Спать она не собиралась, но обряд гадания исполнить намеревалась. Под подушку положила подорожник, шепнула:
– Трипутник-попутник, живёшь при дороге, видишь малого и старого, скажи моего суженого! - прилегла и закрыла глаза. Мир поплыл, и она толи на мгновенье уснула, толи просто забылась от усталости, как перед ней явился казак на белом коне и в белой папахе. Лица разглядеть ей не удалось, но горделивая посадка, сильные руки на уздечке, говорили о том, что человек этот мужественный и смелый. Вдруг невесть откуда в его руке появился
А в станице ещё с вечера шли споры, как праздновать Ивана Купалу. Это происходило из года в год. То и дело слышалось:
– Поутру в Иванов день не искупаться грех!
– Что ты? В Иванов день купание опасно. Сам водяной именинник, а он терпеть не может, когда в этот день в его царство лезут люди. Нельзя купаться.
– Почто вы мылись на Аграфену? Бесполезное дело. Баня хороша на Иванов день.
– Нельзя на Купалу мыться, и веники нельзя вязать. У нас в Костроме не вяжут.
– А у нас на Яике вяжут и купаются!
– А у нас наоборот грязью обливаются. Деревенские парни одеваются в старую одёжу, идут с вёдрами и кувшинами на речку, где наполняют их самой грязной, мутной водой, а то и просто жидкой грязью, и идут по деревне, обливая всех и каждого.
– Да нет, всего охотнее обливают девушек: парни врываются даже в дома, вытаскивают и выносят девок на улицу силой и здесь с ног до головы окачивают водой и грязью.
– И у нас так было. А девки стараются отомстить парням и тоже бегут на реку за водой. А потом молодёжь, перепачканная, мокрая, гурьбой бежит на речку и купается вместе, прямо в одёже.
– Какой страм! И девки, и парни? Нет, у на такого нету.
– А на Днэпри е.
Но в чём все было всё население станицы единодушно, так это в очищающей силе купальского костра. И все ждали его с нетерпением как самое важное действо.
Вокруг станицы выставлены дозоры, и все казаки начеку. Ведь в любую минуту может напасть враг. Но лишать себя такого весёлого праздника никто не хотел и понимал, что и от него зависит безопасность станичников. Молодых казаков, в том числе и Фрола и Степана, освободили от дозора. Им представилась возможность показать свою удаль.
Летний день длинный, а этот самый длинный в году. Казалось уже время вечеру, а косые лучи солнца ещё гладили майдан, на котором собралось всё население небольшой пограничной станицы Закурганной. Первыми после некрасовцев её заселили донские казаки, бежавшие на юг от утеснений старшины, перешедшей на службу царю. Они как старожилы и задавали тон празднику, правда, всё обрастающему новшествами, привнесёнными другим пришлым людом. В спорах рождалось и что-то новое, свойственное только Закурганной.
На Дону с давних пор воинскому искусству обучали в станичных играх под руководством урядников. Здесь же, на Кубани, большинство молодёжи не имело казачьей подготовки в семье, - игры были больше проверкой навыков, полученных от старых опытных казаков, которым общество поручило это важное дело.
Новиков было мало, и, для зрелищности, в играх могли принимать участие все желающие. Десятка два молодых казаков предстали перед стариками. Фрол и Степан отличались от всех прочих одеждой и отсутствием положенной справы. Как-то урядник перечислил им снаряжение и обмундирование конного казака. Наши "малолетки" оторопели: "Бешмет, шаровары, сапоги, черкеска, папаха, бурка, башлык, - бойко перечислял
– Ещё, - продолжал он, - казаку необходим запас газырей, и для коня: вьючка, седло, потник, плеть, скребище, щётка, торба для овса, две подковы, сетка, попона парусовая и суконная. И всё это на свои деньги", - подвёл черту он.
Степан тогда подумал, что и за всю жизнь не приобретёт столько имущества. А Фрол ждал удобного случая, чтобы за справой съездить на ярмарку в крепость. И, кажется, такой случай представился - поедет с отцом Агафоном.
А зрители не обращали внимания на то, кто во что одет. Главное: казачья удаль!
На середину станичной площади вышел атаман в праздничной одежде и зычным голосом приветствовал станичников:
– Здорово дневали, братья-казаки и казачки!
– Слава Богу!
– радостно закричали собравшиеся.
– Нонче большой праздник, - продолжил он торжественно, - Иоанн Креститель или Иван Купала по-нашему. Мы - казаки, воины. И это наше главное дело! Заповедано многое нам отцами. А чтобы больше иметь, надо больше уметь. Знайте - казачья смелость порушить любую крепость. И с нами Бог!
– истово перекрестился он, - а эти малолетки, - он указал нагайкой на строй взволнованных парней, которые сжимали в руках уздечки своих коней, - скоро стануть настоящими казаками. И сегодня они наравне с теми, кто себя уже испытал в деле, будуть показываться в пешем и конном строю, в рубке шашками, в бое на пиках, в стрельбе в цель и в наездничестве.
– Любо!
– закричали нетерпеливые зрители, - нехай покажуть! Поглядим, чему они научилися!
Вышел в центр урядник Афанасий Бычков. И над площадью раздался его звонкий, бабий, голос:
– Для получения награды в скачках - нового конского седла, кажный казак должен впрыгивать на седло, не вставляя ноги в стремя, доставать с лошади на скаку мелкие вешши и выказать ловкость и смелость на коне! Малолетки, начинай!
– выстрелил он в воздух, и все десять юных казаков взвились над сёдлами. Да... Кто-то мимо, кто-то боком... Фрол и Степан, как большая часть малолеток, не показали удали. Отличился только потомственный казачок Ерошка Брыль. Все упражнения он делал под ободряющие крики станичников и получил заслуженный приз - новенькое конское седло.. А Семён Ерофеевич Брыль, крупный сивоусый казак с хитроватым взглядом, гордый за сына, с удовольствием принимал поздравления стариков.
Фрол оказался первым в стрельбе, и Фёдор Кобыла, старый опытный казак, который занимался с малолетками, одобрительно потрепал его по плечу, а Пётр Максимович Чернецов - станичный атаман, вручил ему кожаную портупею. Степан же остался без награды - в этот раз приёмы борьбы и кулачного боя, где он мог показать свою недюжинную силу, не представляли, а в прочих упражнениях он остался в середнячках, что, впрочем не сильно его огорчило.
Побродив по станице, друзья вышли за околицу, к пылающему костру на берегу Кубани. Вся станица скакала через него, плясала вокруг и водила хороводы под песни, больше похожие на заклинания. Между гуляющими, спотыкаясь, бродил подвыпивший Лютиков и отпускал скабрёзные шутки. Но смеялись не с его шуток: широкое лицо писаря было кем-то размалёвано чернильным пальцем так, что напоминало морду диковинного зверя, вполне вписывающегося в картину всеобщего праздника. Фёдор этого не ведал и заплетающимся языком продолжал похабничать.