Кубанский шлях
Шрифт:
"Моя паства, - принимал на себя ответственность Кирилл, - мне и ответ перед Богом держать за неё".
Быт семьи священника тоже понемногу устоялся. Благодаря помощницам, матушка Софья не столь была загружена домашними делами и помогала мужу в церковных заботах. Хотя близилось время появления их первенца, и очень хотелось молодым супругам чувствовать поддержку дорогих им людей, но, увы, тысяча вёрст отделяющая их от родных мест, казалась непреодолимой преградой......
19. Два сердца
В станице
Приехал свадебный поезд из Копыла с Горпынкой. Федот летал от счастья, не пропускал ни одной церковной службы, чтобы покрасоваться рядом со статной, могучей женой, которая не спускала с него влюблённых глаз.
Неожиданно и сам Сидор прервал "обет безбрачия", женился на Марусе Бычковой. Её отец противился этому браку недолго: Сидору, конечно, далеко за тридцать, но и Маруся по станичным меркам была уже перестарок - ей шёл девятнадцатый год. Но свадьбу сгуляли славную, по всем правилам, весёлый пир продолжался целую неделю, и Маланья на этот раз осталась довольной.
Даже Рильке перебрался к одной бездетной вдове, которая потихоньку шинкарила, но пекла отменные блинчики, и уже за месяц семейной жизни дохтур вернулся к своим прежним размерам.
Степан ходил на молодёжные вечеринки, присутствовал на венчаниях, гулял на свадьбах, молился и тосковал. По Степаниде ли, по Дарье ли, он и сам толком не понимал.
Чтобы меньше думать об ушедшем и несбыточном, он завёл хозяйство: к барану, подаренному на новоселье, прибавились куры, утки и тройка свиней. Молодой казак поставил просторную конюшню, где, кроме двух коней, обживались матка и девятимесячный жеребёнок, которых он выменял у Фёдора Кобылы на жито.
Жеребёнок родился длинноногий, гораздо темнее матери, с точёной головкой и белой проталинкой на лбу. Дед поглядел на беспомощного жеребчика, прищурил выгорающий озорной глаз, подумал и назвал его Белолобкой.
С появлением Белолобки Степану стало жить как-то теплее, что ли.... Жеребёнок радостно приветствовал Степана. Осторожно взяв с его ладони ломоть хлеба и склонив голову, он доверчиво тёрся о Степаново плечо, а потом, смешно фыркнув и задрав хвост, начинал носиться по широкому двору, теша хозяина. Дед Фёдор, каждый раз приходя проведывать его, говаривал:
– Ось добрый конь тоби будэ!
Подумывал Степан и о корове. Однако наличие хозяйства хотя и было приятно для души, но требовало много времени и сил. И теперь главной его заботой стала не только казачья служба, но и заготовка кормов для скота, уход за ним. Да и женские дела по дому и в огороде приходилось выполнять самому.
Не смотря на это, молодой
Степан, обживаясь в станице, не раз тоскливо поглядывал на противоположный берег Кубани, где оставил своё сердце и надежды на счастье.
В черкесском же селении мало кто верил в виновность гостя Мусы, белокурого богатыря Степана: горцы понимали, что у него не было причины убивать Бека. Между ними были настолько хорошие отношения, что уорк даже пригласил русского участвовать в охоте, - такой чести удостаивались немногие. Все аульчане были уверены, что убийца уорка - его родственник Шаид. Но пока не было доказательств участия его в преступлении, Шаид считался невиновным.
После смерти Бека и побега русских Дария замкнулась. Это заметили все. Отец, тётка, брат, невестка были уверены, что она скорбит, как положено, по наречёному, и до поры до времени не беспокоили свою любимицу.
А Дария перестала выезжать верхом, приставать к домашним с вопросами. Куда девался её озорной взгляд, шутки, звонкий смех и шалости. Она ходила, ела, шила себе бархатный корсет, вышивала бешмет, ухаживала за цветами как бездушная кукла. Или тенью бродила по двору, безразлично переводя взгляд с одного предмета на другой.
Вот уже прошло время траура, но Дари по-прежнему почти ни с кем не разговаривала, подолгу уединялась в своей комнате и если выходила, то с заплаканными глазами.
Домашние понимали, что за её молчанием таится сердечная боль.
Они пытались развлечь Дарию: приглашали в дом подруг, рассказывали смешные истории, дарили подарки, но девушка оставалась ко всему равнодушной.
Инал пробовал вызвать её на открытый разговор, чтобы узнать причину грусти сестры. Но даже с братом она не была откровенна.
Минул год со дня гибели Бека, и пора бы Дари вернуться к жизни.
Муса и Хасинат часто с волнением говорили между собой об этом. Да ещё Шаид присылал сватов и получил от девушки отказ, что усилило их беспокойство.
Однажды в дом Мусы пришла подруга, с которой пошло всё её детство. Она так настойчиво упрашивала Дари прийти к ней на праздник, что той пришлось согласиться.
В самый разгар молодёжного веселья и танцев явились богатый турок и несколько уорков. Их встретили как дорогих гостей и учтиво пригласили присесть на диван.
Детски спокойный взгляд Дари, благородно обрисованное чело, розовые линии рта и что-то особенное во всей фигуре придавали девушке вид такого благородства и достоинства, что всякое чувственное помышление должно было исчезнуть при её виде. Так оно раньше и было.