Кудис
Шрифт:
Я отшвырнул ненавистные истории, чувствуя ватный камень в груди, звучит как бред, но именно так я и чувствовал – тяжелый и какой-то мягкий ком, распирающий там, где мне всегда казалось, должна быть душа – в середине грудной клетки. Я знал, что не виноват, но знал также, что он умер, и все пирожные и огни ночных городов не могли свалить этот ватный камень с моей души.
Не зажигая свет, я сидел и смотрел на огни за окном, как и мечтал, но радость моя была отравлена. Вот вам и вся суть жизни.
Я ждал рассвета и курил, как тысячи ночей до и после, и спрашивал себя: стоила ли военная кафедра всех этих горьких предрассветных часов? Я зал, что это пройдет: в глубине души знал, что я на своем месте и в случившемся нет моей вины… но в такие минуты я также знал, что проклят, и проклят навсегда.
В этот раз, как сотнях до него и сотнях после, не было никаких чудес – или неправильно понятых фактов, если хотите – мальчика отвезли в больничный морг, патологоанатом выяснил, что у него была не выявленная патология сосудов головного мозга, финал был неизбежным, и в любом случае был бы неожиданным. Но вряд ли это принесло хоть какое-то облегчение его рыдающей матери и враз постаревшему отцу.
Сменившись утром, я не ушел, пока не приехали родители этого мальчика, я считал своим долго сообщить им лично. Его мать, такая милая и улыбчивая вчера, сегодня напоминала королеву проклятых, не дав мне сказать и двух слов, она накинулась на меня, хотела ударить по лицу, но муж успел перехватить руку. Такое случается, и чаще, чем вы думаете, так что у меня хорошая реакция, а иногда я и сам могу угомонить слишком буйно переживающего, но в тот раз я просто стоял, устало глядя на них обоих. Я не знаю, что чувствует мать, теряя ребенка, но я понимал, что не смею ее судить. Хотя бы потому, что ее горе было искренним.
Глава 5
Большие города не спят, а к 9 утра они окончательно стряхивают себя остатки ночи. Я вышел из больницы в начале 10-го, чувствуя себя как инопланетянин, попавший во враждебную среду. Дежурные врачи почти все разъехались, Юра предложил подождать меня и отвезти домой, но я отказался. Мне хотелось пройтись пешком, хотелось, чтобы свежий утренний ветер выдул эту ужасную ночь из моей головы. Я никогда не брал машину на дежурство – после бессонной ночи реакция в любом случае не та, и я слишком уставал, чтобы напрягаться и следить за дорогой, так что я ездил на автобусе или маршрутке. Перед воротами больницы как раз была остановка, но я прошел мимо. Широкий проспект, на котором располагалась наша больница, уже был забит машинами, людьми и шумом, день начался, а для меня он только закончился – неприятное чувство даже после самых спокойных дежурств, а сегодня я просто физически ощущал, как иду против «потока», против самой природы. Я прошел мимо маленького семейного кафе, где мы обычно собирались после смены и отмечали все дни рождения или другие праздники, не требующие сбора всего коллектива больницы. Из открытой двери пахнуло кофе и свежей выпечкой, но я снова не остановился, кофе за эту ночь я напился, а к выпечке на голодный желудок был равнодушен. Солнце было таким ярким, что, казалось, выжигало мои глаза, и подумал, что к этому утру больше подошли бы тяжелые черные тучи… но когда природа нас слушала?
Я жил в этом районе, но довольно далеко от больницы, и мне приятно было думать, что я могу вот так идти и идти, не ограниченный маленьким пространством поселка или городка, поэтому я и перебрался в большой город – не выношу ограничений. Я снимал двушку в новостройке, и в отличие от больницы, из окна моей домашней обители открывался «чудесный» вид на соседние дома, натыканные, как иголки на спине ежа, и это, не смотря на 7 этаж. Чем-то всегда приходится жертвовать, да? Конечно, на окраине и в пригородах был большой частный сектор, где селились совершенно разные слои населения, там можно было увидеть и маленькие домики с покосившимися заборами и огромные дома на полквартала. Я не беру в расчет такие сомнительные района как Речной, там-то сплошь частные дома, но это гнездо нищеты и криминала. Не знаю, почему так вышло, историей города я как-то не интересовался, и никто сам меня на эту темну не просветил. Были и районы средней паршивости вроде Трех Мостов, от которого нас отделяла железная дорога, и Южного Склона, но там тоже преобладали высотки, а у ж ближе к центру невозможно было встретить ничего ниже 6 этажей. И я любил эти каменные джунгли, это была моя стихия, и мне нисколько не жаль было переплачивать за тесную двушку в приличном районе, хотя до центра всё равно приходилось добираться поездом. Александрит – район уверенно удерживающий репутацию обители среднего класса, мои соседи работали либо в банках, либо в частных компаниях, во дворе стояли хорошие иномарки, стены и подъезды не были исписаны, а по вечерам подростки собирались на лавочках разве что потравить байки и похвастать дорогими телефонами, все они были нацеленными на светлое будущее и большие достижения, хотя почти никто не учился в частных школах, но все учились хорошо и стремились оправдать свои в первую очередь большие ожидания. Правда, это был хороший район, этакая мини-версия современного мегаполиса, где каждый занят своим делом, и жизнь кипит; многие ездили на работу в центр, вторая половина работала здесь, почти никто не выезжал в другие районы, разве что по единичным делам. Хотя, сколько ни пытаюсь, не могу представить своих чистеньких соседей с активной жизненной позицией, едущих по делам в Речной… какие у них могут быть там дела? Я и сам предпочитал в свободное время гулять по району или в центре, иногда бывал в Серебряном Парке – резиденции городской элиты, вот там было на что посмотреть! А сомнительные и грязные сектора города я оставлял без внимания, на разруху и безысходность я уже насмотрелся в поселковой амбулатории.
Как я предполагал, по мере удаления от больницы и событий, произошедших там, мое настроение начало улучшаться, солнце, хоть и слишком яркое и вообще не греющее, всё равно дарило энергию, и пройдя до пересечения улиц Мира и Свободы – почти таких же широких, наполненных деловой жизнью – я уже почти избавился от ощущения своей инородности в этом дне. Я решил, что пройдусь еще немного, может быть, куплю себе какой-нибудь фаст-фуд, такой восхитительно жирный и вредный для здоровья, но не для души. Я знал одно местечко, как раз на улице Свободы, небольшой ларек с тремя столиками пред ним, причем стояли они круглый год, там часто останавливались полицейские и врачи скорой помощи, чтобы быстро выпить чаю и подкрепиться чем-нибудь очень калорийным. Я и сам любил бывать там, правда места за столиками мне редко доставались, но у меня было свое любимое место. Обычно, взяв чай и двойной гамбургер, я шел в сквер чуть ниже по улице, и там, наслаждаясь тишиной, ел свой обед или ужин, в зависимости от времени дня. Да, подумал я, вот что мне сейчас нужно – много калорий, насыщенный вкус и тихое место на свежем воздухе. Плечи мои расправились, на лице даже заиграла легкая улыбка, я устремился к ларечку с необычным названием Бахр-Юсуф, хозяин, пожилой египтянин, сам обслуживал клиентов, всегда улыбался и говорил, что мечтает открыть большой ресторан. Я покупал у него еду уже лет 5, но пока он даже не расширил свой бизнес.
Я шел по правой стороне, уворачиваясь от прохожих, как и они от меня, все куда-то спешили, никто ни на кого не смотрел, и я вновь ощутил себя дома: вот за это и я любил больше города, за возможность быть в потоке жизни, но быть изолированным. Улица плавно спускалась, уводя глубже в район, я почувствовал в ветре запах еды, желудок приветственно заурчал. Мимо меня прошли два подростка, несущие стряпню из Бахр-Юсуфа, я понял, что уже завидую им, до этого момента я и не осознавал, насколько голоден был.
Места за столиками снова не было, и это снова не расстроило меня. Доставая бумажник из рюкзака – да, я хожу с рюкзаком, в кроссовках, и часто отдаю предпочтение широким штанам, хотя понимаю, что на мою долговязую фигуру всё это не очень – я встал в короткую очередь из работников офиса и стайки студентов. На этой улице было училище дизайна, поэтому разноцветные волосы, обилие пирсинга и странные стилистические решения в одежде молодых людей никого не удивляли.
– Привет, Бакари! – я совершенно искренне улыбнулся хозяину, как всегда пребывающему за прилавком, – как жизнь?
– А, доктор Симеон! – он расплылся в золотой улыбке, седые волосы резко контрастировали со смуглой кожей и совершенно молодыми лучистыми глазами. Вообще-то, меня зовут Семён, но он ведь был иностранцем, поэтому я его никогда не поправлял. – После ночного? Гиро или двойной гамбургер?
– После сегодняшней ночки, – я надул щеки и с силой выдохнул, – мне хочется побольше и пожирнее…
– Королевская шаурма для вас! – радостно не то заявил, не то предложил он, – кофе в подарок!
– Благодарю, но кофе с меня хватит, – усмехнулся я, протягивая деньги, – сдачи не надо.
– Много благодарности, доктор Симеон. – улыбнулся он, – когда я с сыновьями открываю ресторан, вам всегда быть скидка! Он и на ваши чаевые будет открываться!
– Удачи тебе и твоим сыновьям, Бакари, – пожелал я, я всегда оставлял чаевые и слышал про ресторан примерно с первого посещения.
– Храни вас Аллах. Что вам, юный девушкэ? – он уже переключился на стоящую за мной девицу с ядовито розовыми косичками и серьгой в брови.
Когда я добрался до сквера, моя огромная щаурма с говядиной еще даже не начала остывать. Свободных лавочек было предостаточно, но я подумал, что сидеть еще холодно, и пошел к мемориалу Матери и Ребенка, его окружало широкое каменное заграждение примерно мне по пояс высотой, я намеревался использовать его как стол. В этой части сквера было совсем пусто и тихо, только птицы выводили радостные трели – лучше просто быть не могло. Я кинул рюкзак на светлый широкий каменный полукруг и, облокотившись на локти, начала свой завтрак. Конечно, было бы лучше завтракать, как и полагается, после сна, но в дни дежурств весь распорядок дня летел к черту. Зато я наемся, приеду и сразу завалюсь спать, с блаженством думал я, не буду тратить время на разогрев еды, на скучные посиделки в маленькой кухне в одиночестве… вместо этого я вдыхал чистый воздух, пахнущий весной, и любовался пронзительным синим небом, а передо мной трехметровая бронзовая женщина нежно тянула руки к гигантскому ребенку.