Куликово поле
Шрифт:
– Вся власть должна стекаться в одни руки – руки московского князя. Старые боярские роды, кичась своим происхождением и закреплёнными за их родами должностями, передают их по наследству, а не по достоинству! Да, безусловно, когда-то тот или иной боярин был достоин той или иной должности. Но это не означает, что его сын её достоит! А уж тем более внук! Да на каком основании?!
Дмитрий в возмущении опять встал и расходился по комнате.
– Ну, если должность мелкая, то ладно, любой, может быть, справится, лишь бы не дурак. А, к примеру, должность тысяцкого! Это тебе не мелкий чинуша! Второе лицо после князя! Высшее выборное лицо, судья и командир городского ополчения! И занимать её должен достойный – умный, хитрый, честный.
Сергий это помнил. Давно это было. Об этом событии долго говорили. Когда при князе Иване Ивановиче Красном в благодарность за преданность тот назначил Алексея Петровича Хвоста Босоволкова московским тысяцким, сместив с этой должности Василия Васильевича Вельяминова.
Как возмутило всех московских бояр это событие! Ведь род Вельяминовых один из сильнейших боярских родов. Если не самый сильный. И конечно же бездействовать не стал. И 3 февраля 1356 года Хвост был убит прямо среди бела дня Михаилом и Василием Вельяминовыми. Тело Хвоста демонстративно бросили на площади, а его убийцы вместе с детьми и жёнами спешно бежали в Рязань, и оттуда просили поддержки и защиты у хана.
И хан их поддержал. И приказал Ивану Красному их простить и вернуть Василию его должность. И князь подчинился. И вновь стал Василий Васильевич Вельяминов московским тысяцким. Не посмел князь идти против ханской воли. И даже при смене ханов его больше не трогал. И его сын тоже. Так Василий и сохранил свою должность до самой своей смерти в 1373 году.
По этой причине Дмитрий и решил вовсе упразднить должность тысяцкого, что, впрочем, тут же вызвало сопротивление со стороны обделённого Ивана Васильевича Вельяминова, которого поддержал Некомат Сурожанин. Сын тысяцкого не желал сдавать свои родовые позиции, требовал своей правды и в Твери, и в Орде. Но, в конце концов, он был схвачен, и 30 августа 1379 года был публично казнён. Казнь Ивана Вельяминова станет первой публичной казнью в Москве. Впоследствии, через четыре года, Некомат Сурожанин также будет схвачен, осуждён и казнён.
– Но Дмитрий, наша система местничества самая справедливая в мире! Она сложилась с незапамятных времён. И с годами только ещё больше оттачивалась! Боярские рода имеют установившийся порядок старшинства. На пиру и в совете все соблюдают свой порядок, и сидят в соответствии с ним. Чем ты более знатен, тем ближе к князю. А это не только почётно. Если не дурак – используй своё место с умом. Кого князь первым услышит? Кто рядом с ним. У кого совета спросит? Да уж не с дальних рядов! А если отличился, то князь наградит тебя. Приблизит к себе в прямом смысле этого слова! Самолично выведет из-за стола и покажет на новое место. Конечно, остальные бояре должны подвинуться на место подальше от князя, поближе к краю. Так всем наглядно видно, кто как служит. Хорошо служишь – князь постепенно передвигает тебя поближе к себе. А плохо – передвигаешься постепенно к дальнему краю стола. Это и заставляет бояр стремиться отличиться перед князем, чтобы иметь возможность, в благодарность за службу сесть к князю поближе.
– Но уже сейчас складывается обычай, который мне не нравится! – с жаром перебил его Дмитрий. – Передача по наследству и должности, и места за столом! Это за какие такие, интересно, заслуги? Отец, не жалея сил, служил верой и правдой всю свою жизнь, и сел рядом с князем на заслуженное место, а его непутёвый сын, всю жизнь просидев сиднем, теперь, после смерти отца занимает его место! А как он будет служить? Так же, как и отец? Или, может быть, больше будет заботится о своём, шкурном? Заглушая и не давая высказаться тем, кто сидит за столом подальше. Они называют это «служение рода»! Мол, вот, наш род боярский так вот служит роду княжескому! Ха!
– А в чём плохо служение рода? Боярин
– К сожалению, не всегда. К тому же, одного стремления мало! Нужны ещё и возможности. Сила, ум, хитрость. А это, к сожалению, по наследству не передаётся.
Дмитрий опять сел.
– Понимаешь, уже сейчас я вижу, что, когда у бояр возникает дилемма – свои интересы или государевы, они рассуждают следующим образом. Мой род древний, может быть даже идёт от такого-то великого князя, да я, по большому счёту, являюсь почти ровней великому князю, а значит, мои интересы имеют такой же вес, как и у князя. Да и, в конце концов, я право имею! А что мне будет, если вдруг это раскроется? А ничего! Моя должность она моя! И князь ничего не сможет мне сделать. Мой род, моё имя, другие бояре – все меня поддержат! А в случае чего, уйду к другому князю! Каково тебе, а, Сергий? И знаешь, они правы! Все правы!
Внезапно Дмитрий перешёл на шёпот:
– А знаешь, чего я боюсь? Того, что, эти-то вот бояре, из древних боярских родов возомнят себя выше князя! А возомнив, захотят его власти. А захотев власти, убьют его! Будет смута, или же тайное убийство, не важно. А если князь будет с ними бороться, охают князя, очернят его, оклевещут. И всё время будут давить на древность рода! На то, что их род так долго служил верой и правдой! Замалчивая, конечно, что их лично служение было не верным и не по правде! Вот потому-то я и окружаю себя больше не боярами, а дворовыми. Эти не кичатся своим родом. У них и рода-то нет! Нечем кичится. Вот и стремятся они заслужить моё внимание. Заслужить по правде, а не по роду.
Дмитрий встал, подошёл к окну и поманил к себе Сергия. Во дворе свита Великого князя ожидала возвращение своего господина. Кто-то молча сидел, кто-то молился. А молодёжь… Ну что поделаешь с буйной, горячей молодой кровью, которая бурлит и пенится?
Михаил Акинфов и Мишка Бренок на заднем дворе, чтобы не дай Бог не помешать своим шумом разговору святого с Великим князем, устроили потешный бой друг с другом. Сняв с себя оружие и брони – чтоб не звенели, они боролись, умело сочетая приёмы борьбы с ударами руками и ногами. Впрочем, по лицу не били – не дай Бог синяк поставишь! Им никто не мешал – хоть какое-то развлечение!
И вот сейчас Михаил Акинфов попытался ударить Бренка в грудь. Мишка ловко отбил руку противника, и, перехватив её у локтя своей правой рукой, рванул на себя. Боярин потерял равновесие, полетел вперёд. Бренок изловчился, и прежде чем Акинфыч упал, успел левой рукой дать ему затрещину, а ногой – пинок для скорости. Но, несмотря ни на что, Михаилу всё же каким-то чудом удалось удержался на ногах.
Все так или иначе наблюдали за ними – Семён Мелик и Григорий Капустин внимательно следили за поединком, оценивая правильность того или иного приёма. Владимир Серпуховской со своими людьми откровенно болел за сына Ивана Акинфовича, Грунка Федор за Бренка, а Андрей Серкиз и Иван Толбуга, разговаривая о чём-то своём, лишь изредка удостаивали поединок своим взглядом, снисходительно мотая головой, когда тот или иной борец допускал очередную ошибку.
– Вон, смотри, видишь вон того боярина. Это Андрей Серкиз. Его отец Серкиз, или по-татарски, Черкиз, чингизид, бежал из Орды лет пятнадцать назад. И устроился ко мне на службу. Ты понимаешь? Он, царевич Орды, и в услужении у Великого князя! Не царевича, а князя! Да это всё равно, что князь будет в услужении у безродного боярина! А Черкиз крестился, и уже под христианским именем Иван просто стал служить мне, как простой боярин. И его единственный сын сейчас служит мне верой и правдой. И пойдёт вместе со мной и в огонь, и в воду. Заметь, пойдёт не за мной, а со мной, и даже, скажу более, с радостью пойдёт впереди меня, чтобы первым встретить опасность лицом к лицу! И его сын Старко, а затем и его дети, также безропотно пойдут вместе со мной и моими детьми!