Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века)
Шрифт:
Некоторым ростовщикам, хотя они и раскаялись, помешали спастись алчные душеприказчики. Один ростовщик, умирая, заклинал наследников все возместить и спросил их, чего более всего они боятся. Один сказал: бедности; другой: проказы; третий: огня святого Антония, и тогда умирающий заверил их, что все эти напасти постигнут их, коль не распорядятся его добром так, как он приказал. Однако после его смерти наследники присвоили его богатства, и вскоре же пришло к ним все предреченное: бедность, проказа и антонов огонь (ТЕ, 184; ЕВ, 378). Другой ростовщик погиб по собственной небрежности, промедлив с раздачей неправедно накопленного богатства. Жена умоляла его поспешить с возмещением, предпочитая, «чтобы он был бедняком Христа, нежели богачом дьявола». Тем временем ростовщика разорил его господин, и глупец утешал плачущую жену: «Вот теперь бедняк я, как ты и желала». А она: «Я плачу не оттого, что мы бедны, а потому, что с утратой денег, которые нужно было раздать, на нас остался грех, который надлежало искупить» (ЕВ, 418).
126
Уход
127
Возвращение с охоты. Миниатюра из фламандского календаря начала 16 в.
128
Турнир. Миниатюра из фламандского календаря начала 16 в.
Но были и упорствующие ростовщики, насмехавшиеся над проповедями и увещаниями об аде и смерти. Один такой, по словам парижского епископа Одо де Сюлли, даже назвал своего слугу infernum, а служанку mors, они-то вдвоем и прочитали ему отходную, и обрел он другой infernum, в котором у него уже пропала охота шутить (ТЕ, 307).
В отличие от других корпораций и профессий ростовщики не образуют особой социальной группы. Из приведенных выше «примеров» явствует, что ссудой денег в рост занимались лица самых различных статусов — рыцари, купцы, крестьяне, даже духовные лица. Ростовщичество, в глазах проповедников, — своего рода злокачественное образование на теле общества. С течением времени инвективы против денежных людей не ослабевали, и Бернардино Сьенский говорил, что на Страшном суде все святые кричат при виде ростовщика: «В ад, в ад, в ад!» — небеса со звездами возглашают: «В огонь, в огонь, в огонь!» — и планеты: «Смерть, смерть, смерть ему!» [141] . Судя по нашим «примерам», нераскаянному ростовщику было зарезервировано место именно в аду, и поэтому мысль Ле Гоффа о том, что утверждение в XIII веке идеи чистилища открыло перед ростовщиками новые надежды и тем самым способствовало развитию банковского дела [142] , кажется несколько спорной.
141
Le Goff J. The Usurer and Purgatory, р.43.
142
Ibid., р.52.
129
Турнир. Миниатюра из хроники Фруассара. Франция, конец 15 в.
130
Турнир. Французская миниатюра начала 15 в.
В наши времена, писал Цезарий Гейстербахский около 1240 года, исполняется предреченное Господом о конце света. Как и во все периоды средневековья, люди XIII века жили в ожидании завершения человеческой истории. Автор «Диалога о чудесах» повсюду находит несомненные симптомы близящейся развязки. Сарацины поднялись против христиан, латиняне — против греков, вследствие их коварства, и захватили Константинополь и большую часть Греции (монах, естественно, объясняет крестовые походы с западной точки зрения). Одновременно обнаружилась альбигойская ересь. Волнуются католические народы, шатаются царства во Франции и Испании, и это — еще не конец. Неверные воюют с правоверными, Франция против Англии, Германия против Галлии. Некий народ истребил весь народ рутенов. Общеизвестно об эпидемиях и голоде. После смерти императора Генриха в Германии был такой голод, что мера пшеницы стоила целую кельнскую марку, а кое-где и восемнадцать солидов, и по причине голода погибло бесчисленное множество народа. Были и землетрясения (DM, X: 47). Итак, налицо все признаки надвигающегося страшного финала [143] .
143
Сто лет спустя, в 1349 г., был записан рассказ о пророчестве, начертанном чьею-то рукой на алтаре монастыря в Триполи в 1277 г. и предрекавшем всяческие чудеса и бедствия, в том числе появления «народа безголовых», что в середине XIV века было расшифровано как флагелланты: Klapper 1911, N82.
131–144
Эскизы шахматных фигур — олицетворения типов средневекового общества: 131 — король, 132 — королева, 133 — епископ, 134 — рыцарь, 135 — судья, 136 — земледелец, 137 — кузнец, 138 — глашатай, 139 — купец, 140 — врач, 141 — кабатчик, 142 — городской сторож, 143 — разбойник, 144 — проститутка.
В тени неминуемой всемирно-исторической катастрофы нынешнее поколение людей выглядит жалким. «Мы — осадок (отбросы, faeces), оставленный минувшими веками» — таков приговор собственному времени, вынесенный одним из наиболее видных моралистов XIII столетия. Худшее из всех поколений — теперешнее (Жак де Витри) [144] .
Проповедник — обличитель по определению. Необходимость проповеди диктуется сознанием неблагополучия религиозных, этических или социальных отношений и стремлением оказать спасительное воздействие на общество. Мир погряз во грехе, — исходя из этого общего положения, изначально неотъемлемого от христианского морализирования, проповедники дают развернутую и детализованную критику современности.
144
Lecoy de la Marche. Op.cit., р.454.
Самую серьезную озабоченность проповедников вызывало состояние духовенства. Не забудем, что возникновение нищенствующих орденов было вызвано кризисом церкви и официальной религиозности. Пастыри, призванные вести верующих к спасению, не отвечают тем требованиям, которые могут и должны быть им предъявлены. Когда один священник обвинил какого-то короля в жадности, гордыне и разврате, тот отвечал: «Брат, на дурных дочерях ты меня поженил. А другие? Цистерцианцы женаты на алчности, храмовники на гордыне, черные монахи — на изнеженности» (Hervieux, 325). Выше цитировались соображения составителя одного из сборников «примеров» о той осторожности, какую проповеднику необходимо соблюдать при изложении перед мирянами историй, рисующих духовенство и монахов в неприглядном виде. Может быть, действительно не все подобного рода «примеры» использовались безотносительно к аудитории, но часть этих инвектив, несомненно, достигала слуха любого человека. В видении клервоского священника Христос приказывает ангелу протрубить сигнал к концу света, потому что мир погряз во зле и грехе и не заслуживает ни пощады, ни откладывания приговора. Путями порока идут не одни только миряне, но и клирики и монахи. Пресвятой Деве удается отсрочить светопреставление (DM, XII: 58), но, как видим, духовенство и монашество гневят Господа. Дурные клирики — «бесы с тонзурой» (coronati demones, LE, 83).
В XII и XIII веках ортодоксальное христианство оказалось в активной конфронтации с другими религиями или религиозными течениями, прежде всего с мусульманством и ересями. В этой ситуации определенные аспекты христианской этики неизбежно получали новое освещение.
Имея дело с населением, в особенности городским, в среде которого ереси нередко находили благоприятную почву, проповедники не могли не прилагать усилий для того, чтобы укрепить его в приверженности к ортодоксии. Они понимали, что, разоблачая пороки клира, еретики предлагали верующим способные их привлечь альтернативы. Необходимо было вырвать из рук противника опасное оружие и использовать его в собственных целях. Поэтому проповедники стараются опередить еретиков в резкой критике злоупотреблений церкви. Они, естественно, целиком отвергают неприятие еретиками религиозных основ католицизма; иначе обстоит дело с их нападками на поведение духовенства, и прежде всего прелатов. Когда в Южной Франции альбигойцы не находили религиозных аргументов в диспутах с католиками, то они, по свидетельству Этьена Бурбонского, ссылались «для совращения простецов» на дурной пример церковных иерархов: «Посмотрите, как они живут и разъезжают, — не как древние, подобно Петру, Павлу и прочим, кои ходили пешком. Ныне они верхом проповедуют вам своего Господа — пешего Христа, богачи — бедняка, окруженные почестями — отвергнутого и униженного» (ЕВ, 251. Ср. 83: эта аргументация якобы и послужила толчком к основанию ордена святого Доминика).
Нечто подобное можно было, по утверждению проповедников, услышать и от мусульман. Некий сарацинский магнат принял христианство. Его спросили, что побудило его изменить веру, и он отвечал: «Ваши лживость и порочность. Христиане видят, что сарацины вернее соблюдают свой жалкий закон, также и иудеи, и на долю тех и других повседневно выпадает немало бед. Закон же христианский все побеждает и постоянно расширяется (сфера его господства), хотя сами вы по большей части — дурные люди и собственного закона не блюдете. Поэтому верю я, что успехи эти не из-за добродетелей ваших, а из-за благости и святости христианских закона и веры» (ТЕ, 81). Существовал анекдот об иудее, перешедшем в христианство, после того как он подверг его испытанию. Где же состоялось это испытание? В римской курии, где он пробыл целый год. Там он наблюдал такие гордыню, алчность и роскошь церковных прелатов, что, если б не могущество христианской истины, религия эта ни за что бы не сохранилась! (ТЕ, 106).
Вот свидетельства могущества христианской веры и дурного состояния церкви — свидетельства из уст еретика, мусульманина и иудея. К ним остается присоединить высказывание монаха. Этот монах читал проповедь на каком-то церковном синоде во Франции и начал ее на французском языке: «Saint Pere et saint Pol, balimbabo», то есть: «Святые Петр и Павел, надлежит над вами посмеяться, ибо (автор возвращается к латыни) если при таком богатстве, роскоши, почестях, тщеславии и чванстве, коими отличаются нынешние прелаты, они могут войти в царство небесное, тогда как вы столь бедны, незначительны, подвержены страданиям, то поистине вы несчастны, достойны презрения и осмеяния как подлинные глупцы!» Проповедью о развращенности и суетности клира монах очень смутил присутствующих иерархов (ЕВ, 257; Hervieux, 268).