Купчино, трилогия
Шрифт:
– Хи-хи-хи!
– Сейчас поймаю проказницу...
Девчонка, увернувшись от Ржавого, подбежала к правой стене, ловко залезла в круглое отверстие вентиляционного хода и была такова.
– Ушла, мерзавка. Жаль.
– Не о том думаешь, морда озабоченная, - нахмурился Зяма.
– А о чём надо, атаман, мля?
– Если бы я знал.... И ругаться прекращай, приятель. Надоело. Не надо больше. Ни к чему...
– Тяф-тяф-тяф!
– донёсся азартный лай.
Через полминуты в зал - из коридора, по которому недавно прибыли гопники, - вошла женщина.
"Ничего же себе!", - мысленно восхитился Зяма.
– "Самая
– Что же вы такие шумные, путники?
– надменно поморщилась женщина-королева.
– Бродите по ночному городу. Кричите. Грязно ругаетесь. Гогочете. Мирным людям спать не даёте.... Зачем? Разве вы не знаете, что Шуа ненавидит шум? И Войпель его не любит.
– И что это за фря припёрлась?
– подобрав с пола тёмно-серый кусок бетона, возмутился недалёкий и туповатый Ржавый.
– Нотации, мля, читает? Для этого нас сюда и заманили? А? И глюками пугают? Так вас всех, черноглазых, и растак...
"Напрасно он это", - чувствуя, как его охватывает вселенская безысходная тоска, подумал Зяма.
– "Совсем-совсем напрасно...".
– Пусть будет - как будет. И как должно быть, - брезгливо усмехнувшись, торжественно объявила королева.
– Каждому да воздастся - по делам и грехам его. Не нами придумано, не нам и отменять...
Последовал лёгкий кивок головы, украшенной высокой королевской причёской, и длинные кожаные поводки мгновенно исчезли-растаяли. А маленькие скотч-терьеры тут же начали стремительно расти, превращаясь в огромных зубастых монстров - с круглыми глазищами, горевшими нестерпимым ярко-жёлтым огнём, и длинными мускулистыми лапами-руками, оснащёнными кривыми острыми когтями.
"Пора", - решил Зяма и рванул - что было сил - к круглому вентиляционному ходу в правой стене.
Рванул и краешком глаза - на бегу - заметил, как один из желтоглазых монстров прыгнул вперёд и сделал резкое движение когтистой лапой. Брызнула чья-то красно-бурая кровь. Раздался отчаянный вопль, полный нестерпимой боли и чувства полной и окончательной безысходности...
Где в этот момент находился второй зубастый монстр?
К сожалению, он выпал из поля зрения. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
Зяма, засунув голову и плечи в вентиляционный ход, пополз. Вернее, попытался это сделать.
"Чёрт, кажется, застрял", - пронеслось в голове.
– "Даже и полтора метра не преодолел. Жаль...".
Пришла-навалилась острая и жгучая боль.
– Это мне только что откусили ноги, - прошептал Зяма.
Прошептал и умер...
Не спалось ей этой ночью: сон приходил и уходил, сменяясь вязкой дрёмой, вновь возвращался, снова покидал...
Да и снилось - в коротких обрывочных снах - чёрт знает, что: маленькие чёрные собачки и какие-то огромные полуголые мужики - с тёмно-тёмно-красной кожей, ярко-жёлтыми глазами, острыми зубами и длинными лапами-руками, оснащёнными кривыми чёрными когтями. А ещё навязчиво мелькали - перед внутренним взором - огромные лужи красно-бурой крови, в которых лежали-валялись ошмётки чьих-то растерзанных тел.
– Не к добру это, - тревожно ворочаясь с боку на бок, сварливо ворчала Матрёна Ивановна.
– Ох, не к добру. Быть беде.... А Дмитрий Силыч-то как храпит в соседней комнате. На все лады, сокол ясный, заливается...
В какой-то момент она поняла, что больше уже не уснуть. А осознав это, слезла со старенького продавленного дивана, наспех, не включая света, оделась, покинула квартиру, вышла на улицу и устроилась на любимой скамейке, врытой в землю возле подъезда.
Вскоре вокруг начало явственно сереть.
– Наступает "час волка", - тихонько пробормотала Матрёна Ивановна, которая, не смотря на безобидный внешний вид (мол, тихая и мирная бабушка "Божий одуванчик"), прожила очень беспокойную, сложную и насыщенную жизнь.
– Час - между умирающей ночью и нарождающимся рассветом. Очень непонятное, загадочное и неверное время, когда много чего происходит. Например, среди серьёзных диверсантов принято - начинать все особо важные и знаковые операции именно в "час волка". Так, уж, издавна повелось. Не нами придумано, не нам и отменять...
Из-за угла "свечки" - со стороны "Колизея" - показались две тёмные высоченные фигуры, которые, сгибаясь под тяжестью, волокли куда-то большие тёмные мешки.
"Мешки связаны попарно и переброшены через плечи", - непроизвольно отметила наблюдательная Матрёна Ивановна.
– "Два облома умножаем на два - получаем четыре плеча. Ещё раз - на два. Следовательно, имеем восемь плотно набитых мешков...".
Глава вторая
Купчинские реалии
На улицу - по привычке, укоренившейся за последние два года, - он вышел ровно в девять утра.
Что это за привычка такая и откуда она взялась?
Чисто профессиональная: восемь ноль-ноль - подъём с завтраком, восемь тридцать - связь-планёрка с Большой землёй, девять ноль-ноль - начало процесса снятия показаний с датчиков и измерительных приборов. Впрочем, к этой теме мы вернёмся чуть позже...
Итак, в девять ноль-ноль Сергей Яковлев вышел на улицу и, оглядевшись по сторонам, мысленно подытожил: - "Обалденная погодка нынче образовалась - безо всяких-всяческих последствий и напоминаний о вчерашней нежданной метели: яркое голубое небо над головой, полное безветрие, беззаботные купчинские птички ласково щебечут в разноцветной осенней листве. Молодцы, птахи. И дальше - щебечите, не возражаю.... Да и температура окружающего воздуха соответствующая, в том смысле, что достаточно мягкая: на уровне плюс десяти-двенадцати градусов. Милая осенняя лепота и классическое русское "бабье лето" в одном флаконе, короче говоря.... Так-с, а что делать дальше? В такую-то, учитывая сущность субботнюю, рань раннюю?".