Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)
Шрифт:
– Привели?
– спросил хрипловатый голос, человек не обернулся.
– Привели, - ответили у нас из-за спины.
– Ну тогда посветите им, - сказал Обух, я узнал его по голосу.
Нас отвели в сторону от костра и велели остановиться. Так мы и сделали. Вспыхнул свет автомобильных фар. На земле мы увидели лежащих ничком двух парней в кожаных куртках. Когда мы вгляделись повнимательнее, мы содрогнулись: оба были без голов.
– Что, не нравится?
– спросил голос невидимого Шила.
– Может, тоже так желаете?
– Ну уж нет!
–
– Верю, верю, - хрюкнул довольный Шило.
– Может, вспомнили, куда денежки девали?
– Деньги у Хлюста, - ответил я, стараясь придать голосу уверенность, но получилось не слишком убедительно.
– Спросите у него.
– Мы спрашивали, - рассмеялся Обух.
– Ну и что?
– напрягся я.
– А ничего, - отозвался Шило.
– Чичас узнаете. Проводите их к Хлюсту.
Нас повели дальше.
– Стой!
– прозвучало через несколько метров.
Мы опять остановились. Опять зажглись фары. И тут мы увидели такое...
Хлюст лежал на маленьком зеленом островке среди черной свежевспаханной земли, подогнув колени почти к подбородку. Вообще его поза в профиль напоминала бегуна на старте. Только он никуда не сумел убежать. Так и остался на боку, на этой травке. Руки его были связаны за спиной. Глаза неестественно выпучены, рот застыл в диком вопле, который, казалось, до сих пор резал уши. Штаны спущены почти до пяток, ноги все в синих рубцах. А сзади у него торчал металлический прут арматуры, витой и ребристый. Рядом валялся большущий молоток на короткой ручке, видимо, с его помощью забивали этот железный прут в податливую и беззащитную человеческую плоть. Я представил ту дикую муку, которую испытывал Хлюст, и страшное предчувствие окатило меня дурнотой, словно я попал в нокдаун.
Я вытер рукавом крупный пот, выступавший на лбу, несколько раз судорожно зевнул. К моему плечу прислонился Алик, готовый упасть в обморок. Я поддержал его, потормошив за локоть.
– Ну что, как вы находите своего приятеля? Нравится?
– насмешливо и злорадно спросил Обух.
– Кто следующий на прием? Снимайте штаны, проведем осмотр по полной программе, - подхватил Шило.
Мы оба подавлено молчали.
– Значит, соколики, не знаете ничего про денежки, так? Или сказать не хотите?
– спросил Шило.
– Было бы что сказать - сказали бы, - ответил Алик.
Он чуть не плакал, так его потрясло увиденное. Да и меня тоже, если честно. Я уже приготовился к худшему, пока нас везли сюда, но увиденное превзошло все мои самые страшные ожидания, страшнее вряд ли когда будет.
– Ладно, - после длинной паузы проронил Обух.
– Валите отсюдова. Нам со всеми воевать не с руки. И уматывайте в свои столицы, да передайте там Кресту, что мы забрали ваш товар взамен денег общака. Хлюст - человек Креста, вот пускай и спишет на его издержки.
– Дай лучше я их шильцем малость поковыряю, - кровожадно захихикал Шило.
– Да когда ты уже кровушки напьешься?
– сердито остановил
его Обух.
– В наши-то годы бегать по лесам негоже.
– А мне один хрен, - зло ответил Шило.
– Всех ненавижу"!
– Ну и будут тебя травить, как волка.
– А я буду их резать, как волк овцу режет.
– Да нарезались уже.
– А ты что вдруг, жалеть начал?
– Жалость моя знаешь где осталась? Во рву под Краснодаром, когда мы с тобой в первый раз своих расстреливали. Мне этих соколиков "замочить" - как и тебе, раз плюнуть. Только зачем? Лишнее на себя брать негоже. Нам и так на хвосте много таскать придется.
– Да пускай катятся. Я разве против? Если чего - отыщем.
И я с тоской подумал, что и вправду отыщут.
– Кресту передайте, что нам с ним делить нечего, а что мы взяли, так это мы у Хлюста взяли. Крест ваш, он законы знает. И чтобы вас тут через день не было. Останетесь - убьем. Подбросьте их поближе к городу, приказал Обух подручным.
Нас толкнули в спины и повели к дороге. Если честно, ноги у меня подгибались. Не верилось, что нас так запросто отпустят.
– Слушай, а на кой черт нам их до города везти?
– засомневался один из наших конвоиров, будто в ответ на мои затаенные страхи.
– Заметут нас с ними - беда будет. Давай грохнем их потихоньку, как отъедем чуток, а? И концы в воду.
– Ты с Обухом шутки не шуткуй. Как велят, так и делай. У них повсюду глаза. И если что, они не прощают, сам видел.
– Видел, - с испугом подтвердил конвоир.
Нас втолкнули в маленькую машину и завязав глаза, повезли. Опять пахнуло лесом, потом степной полынью. Остановили машину и развязали нам глаза на краю города. До нашего дома было совсем близко.
– Вы это, хлопчики, ласково окликнул нас провожатый, - вы, если чего, припомните, что мы вас в живых оставили, лады?
– Во народ!
– не то возмутился, не то восхитился Манхэттен.
– Хоть копейку, а выцыганит.
– Ладно, не нарывайся, - подтолкнул я его.
– Скажи спасибо, что не слышат. Пошли от греха подальше, пока отпускают.
Дома нас ждал вконец издергавшийся Дима, который разве что не расцеловал нас.
Мы пили горячий чай, Димка налил нам по стакану водки, которую мы выдули словно воду, даже не заметив. Мы рассказывали с нескрываемым ужасом о том что повидали.
– А что же это творится кругом!
– схватился за голову Димка.
– Они же звери! И все это знают. Что делается?! Что делается!
– Мотать надо, пока нас не пришили, - заявил Алик.
– Правильно, - поддержал его Дима.
– И чем скорее, тем лучше. Пускай Крест и Череп сами с этими выродками разбираются. Пускай они друг дружку порвут хоть на лоскуты. Все. Эти игры уже не для нас. У нас перед ними кишка тонка.
– Красиво говоришь, - потер я виски.
– Только в Москве нас, ты думаешь, что ожидает? Там звери не лучше, если не хуже, чем эти два старых сумасшедших садиста, они только с виду цивилизованными кажутся.