Кузьма Алексеев
Шрифт:
Кузьма Алексеев, который недавно вернулся домой из острога, вышел вперед.
— Эрзяне, — сказал он, — Бог наш Мельседей Верепаз благословил нынешнее утро, помолимся ему. — Стоял Кузьма на большом камне-валуне, возвышаясь над всеми. — Эрзяне! — опять раздался его властный голос. — Здесь, перед священным родником, уповая на Верепаза, оставим свои грехи. Этой ночью он мне явился во сне таким, как рисуют святых на больших иконах. Не Христос, молиться которому вас заставляют… Иисус другие народы спасает. В моем сне Мельседей Верепаз дал мне в руки поводья — управлять нашим селом и семя, чтобы посеять.
Все слушали своего жреца затаив дыхание. А он вдохновенно
— Надо найти место, где посеем это семя, которое нам Бог послал в награду, — сказал Кузьма, раскинув руки, словно пытался обнять присутствующих, всю Репештю. — Дядя Лаврентий! — обратился он вдруг к старику Кучаеву. — Становись рядом со мной.
Старик подошел, снял со спины чем-то наполненный мешок. Кузьма зачерпнул кувшин воды, подозвал внучат Виртяна Кучаева, Адуша с Сураем. Те запели песню, в которой воспевали небо и землю, хвалили лес и ясное, солнечное утро. По правую сторону стояли мужчины, по левую — женщины. Среди них — солнце, которое ежедневно совершает на земле великие превращения.
— Мы созданы богом Верепазом, мы, эрзяне, добьемся того, что необходимо для воскресения нашего народа. Радуюсь, когда вижу, как колосится и колышется рожь, еще больше радуюсь, когда перед нами встают трудности. Они показывают, кто мы на самом деле: свободные или рабы.
Люди зашумели, загалдели. На таких собраниях Кузьма вливал в сердца свежие силы. Все засучивали рукава — готовились к новым трудностям, новым заботам.
— Идемте за мной, эрзяне! — Кузьма зажег в железной посудине сосновые шишки — от них повалил густой дым. Мокрой мочалкой он обрызгал траву, камни и стоящих рядом людей, приговаривая: — Водою Рашлейки я освящаю те места, через которые другие боги никогда не пройдут. Четыре двери здесь поставим, четыре входа. И пусть четыре ангела охраняют улицы нашего села. А вот сюда, к востоку, вырубим дверь, через которую придет к нам наш великий и бессмертный Мельседей Верепаз! Жизнь наша тяжелая, но если бы тебя не было, Нишкепаз, все мы, дети твои, погибли бы окончательно. Ты, наш Бог, наша сила и опора. Вот дверь — войди!
По сигналу Кузьмы все двинулись на восток, пройдя немного, жрец опять сделал отметину на дереве, показывая народу дорогу. Стал читать нараспев молитву, ее подхватили Сурай с Адушем, защебетали своими детскими голосами, словно весенние ласточки.
Вновь остановилась процессия у огромного камня-валуна, из-под которого журчала родниковая вода, чистая, как детская слеза.
— Здесь, — сказал Алексеев, — поставим дверь для Анге патяй [4] . Сделайте тут тоже зарубку, эрзяне. Анге патяй, сестра Нишкепаза, неувядающий цветок жизни, услышь наши озксы! Твой передник — это теплое, благодатное лето. Ты — женщина и знаешь, что такое благодать. Научи наших женщин сильнее любить своих мужей. Дай им силы растить детей! Пусть наши мужчины наполнят свои дома детворой, а свои дворы — домашней живностью. Ниспошли, Анге патяй, старикам нашим долгих лет жизни, широкие пути-дороги распахни перед молодыми. Войди в эти ворота!
4
Богиня красоты; хранительница женского здоровья и семейного очага.
С песнями и плясками люди прошли еще немного, и вновь Кузьма распахнул широкие объятия:
— А теперь откроем двери Нороваве [5] , в чьих руках находится все богатство земное, пусть она каждый год помогает нам густые
Кузьма опустился на колени и поцеловал землю. Потом побрызгал людей и объявил:
5
Богиня плодородия.
— Пойдемте на околицу села, откроем там ворота Юртаве [6] , которая охраняет наши дома. Дядюшка Лаврентий, поставь свой мешок перед воротами Юртавы. — Повернулся он к старику Кучаеву и приказал: — Копайте!
Вырыли мужики яму в человеческий рост. Деда Лаврентия спустили на ее дно. Старик не спеша вытаскивал из мешка корни трав, клал их под ноги. Сверху Кузьма окропил коренья водой, затем сказал:
— Эти коренья прорастут, дадут семена, а из них вырастут новые люди небывалой силы. Они будут защищать родную землю, охранять ее жителей.
6
Хранительница домашнего очага.
Мужики по команде Кузьмы хотели закопать священные коренья, но дед Лаврентий не желал покидать яму:
— Работать больше у меня моченьки нет, детей от меня не будет, зачем я вам? Хлеб задарма перевожу только!..
— Дядя Лаврентий, — взмолился Кузьма, — на тот свет успеешь! Дай нам руку, вытащим тебя!
— Жрец святой ты наш, мне и тут хорошо. Я слышал, что когда человека живьем засыпят землей, село еще крепче станет. Оставьте меня!
— Верепаз дал тебе жизнь, и только он заберет ее обратно, — не отступал Кузьма.
Спустились в яму двое молодых парней и подняли старика. Люди с облегчением вздохнули: только такого греха им не хватало. Снова двинулись за Кузьмой, вернулись на священную поляну, встали на благословение под древним раскидистым дубом. Его листья тихо шелестели. Кузьма торжественно сказал:
— А теперь то покажем, что согревает наши души.
Филипп Савельев зажег толстую свечу и поставил ее в дупло дуба. Все встали на колени, подняли руки к небу и стали хором просить богов о милостях и помощи в житейских делах.
Немного погодя вернулись к роднику, расположились на отдых, пока в котле на костре варилось мясо, а в родниковой воде остывало пуре.
— Самой большой правдой на земле, дорогие сельчане, мы считаем сказку, — снова принялся учить Кузьма. — Одну сказку я вам расскажу.
Женщины и дети слушали, сидя на земле, молодые девки и парни — стоя, старики и старухи — облокотившись на палки. Глаза у всех горели жадным огнем, души их были распахнуты настежь. Все, как на подбор, в белоснежных одеждах. Не люди, а роща белоствольных берез. Из родника Кузьма зачерпнул пригоршней воды, намочил губы и стал рассказывать:
— В некотором царстве, в некотором государстве жили-были два охотника. Однажды пришли они по ранней зоре-зорюшке на лесную поляну проверить свои капканы и силки, поставленные накануне. Те были переполнены тетеревами, глухарями, разной лесной дичью. Одни птицы били своими крыльями, но силки их не пускали. Другие птицы прижались к земле, покорно ожидая своей участи. «Да в них одни кости! — пожаловался один охотник, — на базаре не продать». — «Хорошенько накормим, обиходим — жирными станут», — не сдавался другой, наиболее хитрый.