Кузница Тьмы
Шрифт:
Сержант пошел за ней.
– Подмастерье каменщика, но мастер рассказывает, что он не являлся на работу два дня, и никто его вообще в это время не видел. Полагаю, он что-то замышлял.
Серап влезла в телегу, на дне которой лежал труп. Отогнула брезент.
Йельд крякнул.
– Дурная смерть, сир.
– Не веревка, не гаррота.
– Нет, сир. Руками задушили.
– Не руками, сержант. Одной рукой.
Сгустившаяся толпа глухо забормотала.
Серап выпрямилась.
– Для такого нужен сильный мужчина. Вижу ножны у пояса, ножа не вижу.
–
– Окровавленный?
– Нет. Но поглядите на руки - похоже, он отбивался.
– Есть у кого-нибудь в толпе синяки?
– Спросила, чуть улыбнувшись, Серап и оглядела горожан.
– Нет, было бы слишком просто.
Кто-то в толпе сказал: - Ренарр видели?
– Кто такая Ренарр?
– спросила Серап.
– Женщина, к которой он сватался, - пояснил Йельд.
– Насколько я знаю.
– Миллик сватался и готовился к свадьбе, - сказал кто-то еще.
– Где живет эта Ренарр?
Йельд указал на солидное каменное здание по западной стороне улицы, около Тифийских ворот.
– За ней еще не послали?
– Сир, она дочь Гуррена. Гуррен был женат на капитане Селлас.
– И?
– И Гуррен не питает любви к Легиону. И к отставникам тоже. Вряд ли даже дверь отворит.
– Но ей нужно сказать, сержант. Хотя бы ради приличия она должна узнать.
– Полагаю, уже знает. С самого утра все болтают языками, сир.
Серап вернулась к коню. Жестом подозвала Йельда и тихо сказала: - Работа Гуррена? Думаете, мальчишка - Миллик - изнасиловал его дочь? Избил?
Йельд вцепился в бороду, опуская взгляд к земле.
– У Гуррена нрав есть. И он опытный кузнец - рука до сих пор сильна, хотя он уже не трудится на семью Вета и Легион. Но, сир... никто не хочет терять кузнеца. Все остальные день и ночь работают на лорда Урусандера. Признаюсь, я и сам здешний и не желаю ворошить осиное гнездо...
– Подмастерье-каменщик убит на улице, сержант.
– И никто не глядит в сторону старика-кузнеца, Гуррена. Вот в чем беда.
– О чем вы?
– О том, что один страж у ворот рассказал, будто Оссерк выехал во второй полуночный звон, ведя запасную лошадь и собрав вещи для путешествия. Назад не возвращался. И еще хуже...
– Что?
– Явные следы лошадей на дороге и вокруг тела. Недавно подкованных, как у Оссерка. Он, наверное, самый сильный мужчина, кого я знаю. Учтите это и еще слухи, что два дня назад Ренарр поздно вернулась с речки - тем же путем, что приехал Оссерк... так что, видите, одни слухи и слухи, и куча загадок. Осиное гнездо, с какой стороны не пинай.
Серап тихо выругалась.
– Тот стражник болтлив?
– Рассказал лишь мне.
– А следы копыт?
– Я увидел, потому что помнил о поездке Урусандерова сынка. Но вряд ли кто-то еще приметил. Уже многие тут проехали туда и сюда, и я затоптал следы вокруг тела. Запутал, то есть.
– Понимаю, о чем вы, - ответила она, раздраженная его многословием.
– Лорда Урусандера уже о чем-то известили?
– Еще нет, сир. Когда вы приехали, я уж собирался.
– Можно очистить Гуррена от
– Да, сир, можно бы, но тело уже начало раздуваться.
– Но тогда Гуррен очистился бы, и остался бы всего один подозреваемый...
– Точно, сир, и слухи уже ползут. Вызвать Гуррена - это было бы еще хуже, если вы понимаете. Хуже для лорда Урусандера. Хуже для Легиона.
– Вижу, Йельд, вы все продумали.
Сержант пожал плечами.
– Мы не сможем отменить что было, сир, но сможем... притушить.
Серап прыгнула в седло.
– Доложу всё лорду Урусандеру.
– Всё?
– Всё, что ему нужно знать. Произошло убийство. Ни свидетелей, ни подозреваемых. Остальное - лишь гнусные домыслы. Потеря подмастерья станет ударом для имения, как и для мастера-каменщика, но мы с вами знаем: командир сделает все нужное, чтобы облегчить их утрату.
Сержант кивнул, глядя снизу вверх.
– Отлично, сержант. Ох, и добро пожаловать.
Она посмотрела на него с подозрением, но служака казался искренним. Серап проехала мимо телеги и сквозь толпу. Настроение вокруг еще не казалось озлобленным - уже кое-что. Но она не позавидовала бы Йельду и его взводу.
Остановилась она, резко натянув поводья, у каменного дома Гуррена. Оглядела закрытые ставнями окна, заметила вьющуюся над трубой струйку дыма. Спешившись, оставила коня стоять на дороге, подошла к входной двери. Постучала по черному дереву.
Ответа не было.
Серап выждала, затем пошла к заднему двору. Толкнула дверь и увидела Гуррена, горбившегося над горном. Он помешивал угли.
Серап подошла, держать у стены, чтобы он ее заметил. Кузнец метнул короткий взгляд и вернулся к работе.
– Старый Кузнец, - начала она.
– Мы не встречались, но я знаю вас и, разумеется, вашу супругу. Я полна искренней приязни.
Он промолчал.
– Гуррен, где ваша дочь?
– Дома.
– Она не подошла к двери.
– Не удивлен.
– Почему?
Он повернулся к ней лицом. Кузнец оказался не таким старым, как намекало местное прозвище, но согбенным; наработанные годами жизни с молотом и щипцами мускулы еще бугрились, но кожа на них обвисла, словно он долго болел. Водянистые серые глаза - словно разбитые стекла. Он сплюнул на сторону желтую мокроту и сказал: - Вчера ночью она едва добрела к дверям, избитая до полусмерти. Ведьма Хейл пришла и потрудилась над ней, потом вышла ко мне. Сломана челюсть, сломана скула; левым глазом уже хорошо видеть не будет.
– Кто-то убил того, кто это сделал.
– Знаю. Хейл заставила девочку разговориться.
– Что же она сказала?
Лицо Гуррена было невозможно спокойным, невероятно пустым, лишенным всяческих эмоций.
– Насколько могла понять Хейл, сынок Урусандера поимел ее, хотя нежно. Но Миллик видел достаточно, чтобы догадаться и понять. И теперь Миллик мертв, задушен в Северной аллее, а Оссерк сбежал.
– Все верно.
– Серап не видела нужды утаивать.
– Хотят и такие слухи, что вы виновны в убийстве.