Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
Из этих строк видно, что все перечисленные генералы были все же связаны своей службой с Кубанским Войском. Букретов и Шифнер-Маркевич были приписаны в казаки.
И невольно возникает вопрос: чья же вина, что старшие кубанские генералы, под разными предлогами, покинули свою армию и выехали в Крым, а вся моральная ответственность за гибель Кубанской армии легла на этих генералов?
По событиям — перенесусь вперед. В Костроме, в губернской тюрьме, куда нас, около 80 кубанских штаб-офицеров, поместили летом 1920 года, на наш вопрос и недоумение, «как все это случилось на Черноморском побережье?», генерал Морозов
— Революция еще не окончена, и процесс ее долго будет продолжаться, потому всем русским патриотам надо быть в России. Быть, работать и вариться здесь, испытывая все то, что испытывает весь русский народ. Понять народ и строить постепенно новую Россию, которая освободится от большевиков внутренними своими силами, но не интервенцией. Вот почему они и решили капитулировать Кубанскую армию безболезненно и что вести дальше казаков и офицеров на бесплодный убой и не нужно, и даже преступно. Крым должен все равно пасть, — трактовал он нам.
Он «брал» всю Россию, какова она есть, не имея любви к той маленькой отчизне, которую имели мы, казаки. Он нас, конечно, не утешил.
Надо сказать и о казачьей массе. Многие станицы приписали «в почетные казаки» некоторых русских генералов, но чтобы станичный сбор вынес «спасибо» своему казаку-офицеру — этого не было289. В их понятиях — свои родные кубанские офицеры должны молча воевать, калечиться и умирать, а вот посторонним генералам, чуть он польстит станице, сейчас же дается диплом «почетного казака», звание, которого никогда у казаков не было.
Офицер-казак к своему уму обязательно приложит и биение сердца в казачьих делах, тогда как посторонний семьи казачьей — сначала разум.
Казачьи Атаманы Войск тех времен — Уральского генерал Толстов290 и Оренбургского генерал Дутов — в смертельные морозы, без запасов продовольствия, отходившие в знойные солончаковые пустыни в неимоверных человеческих условиях, устилая свой путь трупами умерших от холода и голода, сами в седле во главе казаков, — они прошли тысячеверстные пустыри, шли, и ушли от красных, и увели от них своих бойцов в чужие государства, в полудикие и малокультурные государства
Азии, в которых международное право считалось почти «пустым звуком». Это были настоящие Вожди-Атаманы.
А у нас!.. Рядом культурная Грузия. Доброе и гостеприимное население. Одна вера с ними. Все говорят по-русски. И вот — не договорились вовремя. И недопустимо было Ставке главнокомандующего быть в «холодной войне» с Грузией и не иметь с нею дипломатических отношений.
И была права Кубанская делегация в Париже, проектировавшая «Оборонительный союз» с горцами Кавказа на случай нашей неудачи291. Политические деятели смотрели глубже, чем мы, военные.
А отход каппелевской армии через всю Сибирь к озеру Байкал, вовремя которого заморозился и умер сам ее вождь генерал Каппель292.
А переход остатков его армии через Байкал в его 60-верстном поперечнике по льду с провалами, в вихре встречной снежной бури!
А у нас весь Черноморский флот — полный хозяин Черного и Азовского морей. Там же и военный флот союзников. Возможность была, чтобы перебросить Кубанскую армию в Крым.
И нет сомнения, что новый
Закроем эту страницу поздних рассуждений. Участники событий не могут рассуждать беспристрастно. Уж больно много обиды запало в души.
Спасать казаков было нужно живых, для идеологической борьбы. И лучше умереть вне Отечества, чем в застенках красной власти.
Первые дни «за проволокой»
Настало утро. Первым долгом хотелось умыться, но воды нет. Вообще, здесь ничего нет, кроме длинных пустых высоких дощатых сараев для склада кирпича-сырца.
Пришла какая-то «власть», человек восемь. Все в кожаных шлемах-шишаках, с большими красными суконными звездами на них. Приказано разместиться «по полкам». Разместились. Мы уже не распоряжались своими казаками, не хотели. Все делали вахмистры и урядники.
К обеденному времени прибыл какой-то большой чин Кубанского областного правления, по фамилии Чернобаев. Всех собрали на митинг, и он заговорил, «как Красная армия освободила Кубань от кровожадных генералов, и что казаки этому очень рады». Казаки молча слушали,
Д^=
улыбались, но ничем не реагировали. Сам Чернобаев оказался местным жителем с Дубинки, хорошо знающим быт казаков. Среднего роста, подтянутый брюнет, которому очень шла военная форма. И был молод, не свыше 30 лет. Он успокаивал казаков не бояться новой власти, так как она несет народу только добро.
— Кому что надо — обращайтесь ко мне!.. Кто имеет в городе семьи — могу отпустить с ночевкой. Могу отпустить осмотреть город, который вы теперь и не узнаете, — глаголет он нам.
И первыми в отпуск пошли к своим женам «с ночевкой» командир Корниловского конного полка, войсковой старшина Безладнов и мой помощник, полковник Ткаченко, как и все другие офицеры, имевшие семьи в Екатеринодаре.
Власть умела подходить исподволь. Прибывшие были, видимо, из местных большевиков. Но вот приезжает еще «некто». Он в черной офицерской накидке без рукавов, в высоких офицерских сапогах отличной кожи. Аицо сухое, прямой профиль, губы крепко сжаты, замкнутые глаза. Кожаный шлем с красной звездой глубоко надвинут на глаза, чтобы скрыть их от других, но эти глаза «все видят». Походка военная, даже кавалерийская. Он идет меж толп казаков прямо к группе представителей власти. Подойдя, он спросил, «кто они».
— А я из восьми, — сказал он им.
На наше удивление, те моментально приняли подчиненный вид.
Что означало это магическое «из восьми», мы не знали, но по их подчиненным позам, по их загадочному разговору видно было, что это представитель какой-то большой и всесильной красной власти здесь, в Екатеринодаре. И когда этот загадочный человек уехал, те вновь стали такими же хулиганствующими «ваньками» из окраин города.
В ожидании «чего-то» мы, группа старших офицеров, находимся на главном тракте от ворот, идущем к рядам многочисленных сараев. У ворот показалось новое лицо. Молодой человек лет двадцати, маленький, кругленький, в черном штатском костюме, но в кожаном шлеме все с той же большой красной звездой на нем, быстро подходит к нам и вежливо спрашивает: