Ларочка
Шрифт:
– Бабуля, а ты как здесь?
– Ты такую телеграмму мне прислала, что стало понятно – тебя надо, дочка, спасать. Для чего тебе деньги, и столько?
Лариса вздохнула:
– Теперь и не знаю.
Часть 2
1
В последний раз поводив ладонью параллельно стеклу, Лариса отвернулась от окна. Родственники пропали из движущегося кадра. Теперь там проплывали высоченные окна главного вокзального здания, потом камера хранения, что-то водонапорное в окружении сирени и жасмина… Поезд покинул город Гродно.
Три попутчика.
Два молодых офицера, крупные, смешливые парни с красными полосами поперек лба, это от фуражки. Толком даже не распаковавшись, зашвырнули одинаковые чемоданы на вторую полку и решительно, с предвкушающими комментариями, удалились. Даже не получив белья и не испробовав вагонного чая.
Третий попутчик, очень приличного вида пожилой мужчина с солидной сединой, тщательно выбритый, в светлом костюме, в галстуке и даже с уголком платочка в нагрудном кармане. На губах приятная, не вульгарная улыбка, все время находится в позе – я к вашим услугам. И поза не обманула. Был всячески любезен. Предложил свои услуги в доставке белья. Принес чай в горячих подстаканниках, вынул плитку дорогого шоколада. Когда Лариса встала, чтобы сходить покурить, тут же выхватил из кармана пачку «БТ» и извинился, что ничем лучшим не располагает. Лариса улыбнулась, сказала, что у нее у самой болгарские, «Стюардесса», но вообще-то она бросает курить.
Плохое настроение рассеивалось. Что ж, обязательная программа на этот год выполнена, семейство навестили, целая неделя отпуска ухнута на это дело, но зато теперь совесть чиста, а то все как-то не по-людски. Интересно, что это за «дедушка» с манерами метрдотеля? Такое ощущение, что когда-то виделись. Мельком где-то… Оказалось, что она попала в точку первым же предположением. И когда он напомнил ей, мгновенно восстановила в памяти эпизод. Ресторанный буфетчик, пан Кохановский, ею некогда опощеченный. Приятная встреча. Рассыпался в любезностях, сообщил, что «и тогда» был рад обслужить пани, ах, Ларису, очень «преемно» и сейчас служить готов.
Воспитанный, даже учтивый провинциал, вояжирует всего лишь до Минска, более дальних целей у него нет, хотя раньше были. Осторожно так, мягко намекнул, что в молодые годы хлебнул с родственниками и сибирских морозов, и несправедливости. Тему развивать не стал, видя полнейшее отсутствие к ней интереса у пани спутницы. Чтобы завладеть вниманием дамы, лучше всего вести речь о самой даме. И Лариса кое-что поведала пану Кохановскому. Из семьи офицеров. Училась когда-то в Гродно, а потом в Москве. В одном пединституте. Он уважительно поджал губы. И вот уже четыре года работает в ЦБПЗ. О, сказал он, я даже не рискну спросить, как это расшифровывается. Лариса засмеялась – не бойтесь, это не военная организация: Центральное бюро пропаганды знаний. Пан Кохановский опять уважительно поджал губы.
Через пару часов явились офицеры, пьяные абсолютно, но в тисках особой офицерской деликатности, их все время шатало, и они все время церемонно извинялись.
– Пойдемте поужинаем, – предложил пан Кохановский.
Вагон-ресторан оказался в двух шагах от их вагона. Пожилой ухажер все устроил по высшему разряду. Зная тайный официантский язык, он заставил ресторанную обслугу озабоченно вертеться вокруг их столика. Началось все с чистой скатерти и так далее по полной программе, вплоть до мороженого и пожеланий счастливого пути.
– Приятно оказаться в обществе такого обходительного человека, – несколько раз повторила за вечер Лариса.
Он отвечал ей комплиментом на комплимент. Он сказал ей, что она относится к тому редкому сейчас виду дам, которым приятно услужить. Совершая ради нее маленькие бытовые подвиги, чувствуешь свою мужскую уместность, и время не проходит зря. Он еще тогда в буфете обратил на нее внимание и залюбовался, в самом невинном смысле, пани Лара, так утомляет общение с женщинами, лишенными подлинного женского обаяния. Как хорошо, что за эти годы вы не изменились, пани Лара, наоборот, этот шик, этот милый женский апломб стал только отчетливее.
– Я вернулась, – сказала Лариса, допивая уже теплое шампанское.
– Я не понял.
– Я была не я, а теперь я снова я.
– Понимаю! – сказал пан Кохановский с мудрой улыбкой.
2
Это здание как будто сослали в гущу реальной жизни. Стеклянно-алюминиевый параллелепипед, поставленный вертикально, смотрелся как-то обнаженно и беззащитно в окружении угрюмых заводских корпусов, кирпичных, забытых в небе, никогда не дымящих труб, маневрирующих по обтекающим рельсовым путям железнодорожных тягачей и истеричных электричек.
В кабинетах этого здания производилась на регулярной основе научно-пропагандистская продукция для трансляции ее в массы. Тут же попутно ковались кадры для этой работы. Кадрам этим, заседавшим в высоченном здании, как бы предлагалось время от времени окидывать взором промышленный пейзаж, подумать о народной жизни, чтобы не забывалось, ради кого они трудятся.
Работа велась по нескольким «направлениям», и каждому «направлению» полагался целый этаж. В правом торце коридора таились под солидной обивкой обширные кабинеты для заведующего и его заместителя, между кабинетами сидела секретарша, и все это называлось «главной дирекцией». В длинный коридор справа и слева выходили двери, за которыми располагались «отделы». В каждом сидели руководитель и два-три рядовых специалиста. Напротив лифтовой площадки обычно находилось машбюро, трещавшее, как сильно увеличенный муравейник, зубодробительными трелями электрических «ятраней». Так что каждый посетитель сразу же из лифтовой кабины нырял прямо в оскаленную пасть здешней бюрократической машины.
На противоположном конце коридора на каждом этаже была предусмотрена какая-нибудь полезная для общего блага здешних работников служба. Буфет, парикмахерская, зубоврачебный кабинет, просто врачебный кабинет, еще один буфет… в общем здание напоминало океанский лайнер, готовый к длительному автономному плаванию. Только установленный вертикально.
Учреждение было плодом совместного творчества Академии наук и ЦК ВЛКСМ, что сказалось на внутреннем его устройстве. Академия дала в общий котел какое-то количество своих традиционных дисциплин, комсомол – без счета активной молодежи и немалые финансовые фонды. Должен был получиться сплав точности и порыва, сплав знания и энтузиазма, таков был замысел высшей власти. Как он был реализован? Все поле работы было разбито, как уже упоминалось, на основные «направления»: «Молодежный коммунизм», «Молодежная техника», «Молодежь на селе», «Молодежь в армии», «Молодежь и физика», «Молодежь и химия», «Молодежь и природа», «Молодежь и история», «Молодежь и путешествия», «Молодежь и искусство», «Молодежная музыка», «Молодежь и строительство»… В обиходном употреблении слово «молодежь» обычно опускалось и упоминалась только «физика», «музыка» и т. д. Конечно, сферы деятельности разных направлений пересекались до некоторой степени. Но это лишь способствовало творческому взаимообмену и плодотворным спорам коллег. Например, постоянно шли дискуссии, до какой степени молодежная музыка является искусством. Или о том, как оставить молодежь на селе, в то время как некому служить в армии.
Работа специалистов требовала сочетания двух разнонаправленных дарований. С одной стороны, специалист должен был по-настоящему разбираться в той области знаний, что была за ним закреплена, с другой стороны, обладать организаторским даром, уметь привлечь к работе активных людей для ведения пропагандистской лекторской работы в данной области. Но когда над чем-то работаешь всерьез, не остается времени для организационных усилий, а когда занимаешься организацией, нет времени во что бы то ни было вникать глубоко.