Ларочка
Шрифт:
Вошел с бумажкой в руках Прокопенко и тут же был атакован.
– Смотри, Прокопенко, вот таким ты будешь через пару лет. На чужом несчастье свое счастье не построишь, Прокопенко, ты меня понял?!
Тот набычился. Гарик потупился.
– Ладно, садись, всесоюзная сметана!
Прокопенко сел.
– Чего уселся? Сходи за сербской фракцией, полакомиться насчет клубнички, – сказала Лариса, вываливая на блюдо роскошные, пахучие ягоды, принесенные Гариком.
– Попользоваться, – поправил ее
– Что? – обернулась к нему Лариса с вызовом.
– Гоголь, – виновато сказал он.
– Моголь! – был ему ответ. – Могоголь! Ты еще здесь, Прокопенко, и нашему античному белорусу скажи.
Первым явился незваный и страшно расстроенный Карапет Карапетович. Не поздоровался, сел, развалив на стуле коротенькие толстенькие ноги.
– Что случилось?
– Добрался до Григола Ашотовича.
– Вот сволочь! – продолжая автоматически что-то нарезать, ответила Лариса.
– Ну, почему, почему, объясните мне, армянин не может читать лекции о Куликовской битве?!
Гарик, к которому почему-то был обращен вопрос, пожал плечами. Он почти не был армянином, у него здесь было свое дело, и ни во что больше он вмешиваться не хотел.
– А что Пызин говорит?
– Он говорит, Ларочка, что Куликовское поле – поле русской боевой славы.
– И это правильно, – веско заметила Лариса. – Все правильно.
– Так Григол Ашотович говорит то же самое!
– Поле, русское по-оле… – пропела, входя, Галка. Увидев незнакомого, да еще «упакованного» мужика, она добавила к «сопрано» еще и покачивание бедер.
– Дорогая, сходи за сольцой, – тут же осекла ее хозяйка праздника. Та, глядя на пачку «Экстры» на краю стола, понимающе улыбнулась и стала закуривать, ища взглядом свободный стул.
– А что касается полей, Карапетушка, то вот, посмотрите на него…
Все посмотрели на вошедшего Волчка, и он невольно потемнел под взглядами.
– …утверждает, что на, допустим, Бородинском поле мы не победили, а проиграли. Поте-ери у нас были больше, позицию мы бросили после всего, столи-ицу оставили, мол, военная наука все это зовет поражением. Но всем же понятно, что это ерунда собачья. Великая победа, есть великая победа.
– При чем здесь Григол Ашотович? – тихо проныл Карапет.
Волчок развернулся и вышел вон.
– Захвати там соль, – крикнула Галка сквозь клуб выдыхаемого дыма.
– Он не вернется, – сказала Лариса. – Придется тебе сходить самой.
– О, Милок сходит, – вывернулась машинистка, показывая на вошедшего серба. Ей хотелось задать какой-нибудь затравочный для знакомства вопрос незнакомцу в дорогом костюме, но Лариса с помощью мелких, но непрерывных манипуляций уводила ее с удобной позиции.
– А что это мы тянем? – спросил Милован, вертя в руках бутылку джина «гордон».
– Без соли, Слава, нельзя.
– Это текилу пьют с солью, Галочка.
– Вы любите текилу? – наконец прорвалась машинистка, но в ответ на этот вопрос Гарик тоже отделался пожатием плеч.
– Он просто меня выживает, – почти бесшумно вздохнул Карапет.
– Пусть идет ко мне, – сказала Лариса, увидев, что в комнату вернулся Волчок с тарелочкой соли. – Пусть твой Григол идет ко мне. Будет читать про Прохоровское поле.
Волчок поставил блюдце и снова вышел. Прокопенко вздохнул ему вслед, ему хотелось уйти, но не было повода. Энгельс положил в рот еще один кусок сервелата. Это он был пособником травли Волчка. Причем, без всякого злого умысла, просто в силу энциклопедического склада ума. Волчок как-то заявил, что битву при Бородино мы проиграли, «ведь Клаузевиц…». И Энгельс устроил ему форменную, детальную, исчерпывающую порку тем самым Клаузевицем наотмашь. Парень был повержен и как мыслитель, и как патриот.
Лариса тогда гордо улыбалась ему в несчастное лицо, гордясь своим Энгельсом. Тот равнодушно вздыхал. Человеку, знающему истину, всегда кого-нибудь жалко.
– А правда, что текилу делают из кактусов? – наклонилась Галка к гостю.
– Ага, – кивнул много попивший и повидавший Милован, – а джин – из можжевельника.
Энгельс попытался приступить к своему обычному занятию.
– Не совсем из кактусов, это голубая агава…
– Молчи, энциклопедия, молчи, как грусть, – оборвала его Лариса. – Я хочу поднять тост. За те встречи, что иногда происходят в метро.
Все выпили, даже Карапет Карапетович. Но вместо закуски он наклонился к хозяйке и спросил:
– А вы правда можете взять Григола Ашотовича к себе?
– Я вас когда-нибудь бросала в беде, Карапет?!
– Наша главная беда случилась в пятнадцататом году, и тогда нас бросили все.
Но никто не услышал этих слов.
После джина стали пить коньяк. Кто-то уходил, кто-то приходил, разговор становился все громче. Галка ткнула немым пальцем в шкаф, подразумевая остальную часть комнаты, мол, а как они, Голубь с Воробьем?
– А я сейчас растормошу эту голубую агаву! – Лариса решительно встала и вышла на сопредельную территорию. Вместе с рюмкой коньяку. – Мы вам не мешаем?
Птичьи люди синхронно замотали головами: нет, нет, нисколько.
– Тогда, может быть, вы к нам присоединитесь, у меня такое событие.
Снова синхронное качание голов: нет, нет, спасибо.
Лариса вернулась к себе, встреченная восхищенными взглядами и прысканьем зажатых ртов. Уже через несколько минут с сопредельной территории началась тихая эвакуация. Благо до окончания рабочего дня оставалось совсем немного времени.