Ларочка
Шрифт:
Гарик, до сего момента сидевший почти молча, встал и сказал Ларисе, что хотел бы сказать ей несколько слов. Галка вздохнула, как бы признавая поражение. Милован стал откупоривать последнюю бутылку, какой-то вискарик.
Лариса, держа пальцами правой руки сигарету, пальцами правой – рюмку, проследовала за ограду. Гарик смущался. Она смотрела на него победоносно, уверенная, что в ее силах прекратить его мучения, какими бы они ни были.
– Знаешь, я давно хотел с тобой поговорить. Так и так, все выяснится.
– Лучше не здесь, пойдем
В коридоре было довольно темно, но Гарик продолжал смущаться. Что, по мнению Ларисы, было странно для владельца кооперативного кафе. Эту информацию вытянула из него Галка, и Лариса была довольна, что ей не пришлось это делать самой.
– Не вздыхай, говори.
Из дверей главной реакции вышел Карапет Карапетович, вид у него даже в полумраке коридора был страшный. В голосе был трагический трепет.
– Он говорит, что и Офелия Дерениковна должна уйти.
Лариса закатила глаза, просигнализировала Гарику сигаретой и повела за собой на площадку к лифтам. В огромное окно рвался рьяный, звучный ливень, как бы призывая участников разговора не скрывать своих сильных чувств.
Лариса поощрительно и снисходительно взирала на собеседника. Да, была тогда дура, ради непонятной верности Руле (кстати, надо спросить, что с ним) оттолкнула, может быть, реальный вариант. Однако надо что-то сказать:
– Тогда была «Метелица», а сейчас дождище.
Гарик кивнул – он все понимал.
Послышались шаги по коридору. К лифтам вышагнула огромная фигура шефа, даже дождь за окном как бы немного смутился и снизил напор, признавая важность этого человека.
– До свидания, – сказал Михаил Михайлович, хотя слышалось: пошли вы все к чертовой матери, и погрузился в подошедшую кабину.
– До свидания. – Лариса скорчила ему рожу вслед и повернулась к Гарику. – Знаешь, здесь нам не дадут поговорить.
– Почему? Вообще-то все хорошо, я так рад, что все так как-то само собой разрешилось, я ведь слегка… и даже не слегка перед тобой виноват. Я думал, что ты догадываешься, ну, что я не сам, что меня, как бы это сказать, попросили. Тогда… В «Метелице».
Лариса хлопнула его по плечу как старый товарищ:
– Да ладно тебе, все я давно поняла. Эти тетки, Элеонора и Нора, хотели от меня избавиться и одновременно хотели использовать, по принципу – с паршивой овцы хоть шерсти клок. И изящно так подкладывали под полезных старичков, вернее, пытались. А ты даже не старичок.
Гарик стоял, потупив глаза, в позе, совсем не характерной для бравого кооператора, и осторожно отряхивал рукав, и это могло выглядеть как просьба: не надо мне ваших откровений. Прямолинейная откровенность собеседницы его смущала. Он уже по-настоящему жалел, что приехал.
Лариса отхлебнула из принесенного с собой стакана:
– Ты знаешь, поехали к тебе, там все и обсудим. У тебя там есть еще что выпить?
– Что?
– Что выпить есть?
– Вообще, поехали, конечно, – забормотал Гарик, тусклея. – Мариша будет рада с тобой увидеться.
– Какая Мариша? – спросила Лариса, уже отлично понимая, о ком идет речь.
Значит, он тогда уехал из «Метелицы» не один. Ну, да. И не втроем.
– Поженились?
Гарик потупился:
– Не сразу.
– Понимаю, что не сразу. А что же я ничего не узнала?
Гарик щелкнул зажигалкой, сигарета с первого раза не зажглась.
– Не хотели меня расстраивать, голубки?!
– Марина все собиралась тебе сказать. Уже когда устроилась к вам в «Историю».
– Она уже почти год тут работает.
– Все собиралась, собиралась… – Гарик был очень смущен.
– Понятно.
4
Консультант Волчок сидел один в кабинете, сегодня была его очередь дежурить с утра, и листал толстый том в солидном переплете. Листал правой рукой, левой ерошил короткую прическу. Носился взглядом по страницам, предвкушающе привставал, нащупав что-то в тексте, и плюхался обратно на стул, если блестка информации его разочаровывала при тщательном рассмотрении. Волчок готовился к сегодняшнему заседанию отдела. Тойво пригласил двух новых кандидатов в лекторскую группу, и в половине первого должно было состояться собеседование. Волчок хорошо понимал двусмысленность своего положения в отделе, его взяли на работу не в полном соответствии с планами эстонца. Тот, будучи человеком хорошо воспитанным, все время давал это понять своему новому сотруднику, но в такой форме, что открыто обижаться было бы нелепо.
Оставался один путь самоутверждения – доказать, что принят по праву, что является самостоятельной интеллектуальной фигурой. Он давно уже, с ранних институтских пор, вывел для себя, что все свои выходы в люди, даже самые мелкие, надо тщательно готовить. Полагаться на общий образовательный уровень глупо, а на свою сообразительность – еще глупее. Каждый раз, отправляясь в какую-нибудь смешанную компанию, он зазубривал несколько редких и точных сведений из любой области человеческого знания. Например, что на острове Сулавеси основным видом вероисповедания является протестантизм. Для достижения успеха в беседе нужно было всего лишь подвести общий разговор к ситуации, в которой выступление с этой информацией выглядело бы естественно.
А для подтверждения своего интеллектуального класса в ответ на удивленный вопрос кого-нибудь из сомневающихся: а почему это простестантизм? – следовал не менее подготовленный ответ: потому что это бывшая голландская колония.
Очень хорошо себя показывало предварительное чтение Даля и Фасмера. Там Волчок обязательно накапывал пару-тройку изюмин и терпеливо сидел в уголке, ожидая случая, когда можно будет выставить локоть и выйти в первый ряд.
Случай с Бородинским полем не скомпрометировал окончательно его старый метод, а лишь явился сигналом того, что впредь вылазки следует готовить тщательнее.