Леденящая жажда
Шрифт:
«Помогите!»
Кажется, голос слышен с пустыря. Женский! Бессильный какой-то. Нет, это не подстава!
Он прислонился к влажной стене дома, будто пытаясь слиться с ней. С крыши на него обрушился поток — сорвало водосточный желоб. Никого вокруг не видно.
Трубач обогнул дом, и перед ним открылся пустырь, который за эти двадцать лет совсем не изменился. По крайней мере, так ему показалось в темноте.
«Помогите!»
Голос показался ему знакомым. Очень знакомым. И вдруг в его памяти снова возникла та дурацкая
Конечно, это она!
На старой скамейке действительно лежала Саша. В ночной рубашке. Судорожно цепляясь за спинку скамейки, она пыталась встать и из последних сил звала на помощь.
Забыв о вечной своей инстинктивной настороженности, бросился к ней и едва успел подхватить. На лицо налипли черные короткие волосы, вода смешивалась с кровью.
— Коля?.. — не удивившись спросила она.
— Ты ранена?
— Не знаю…
— Где болит?
— Не знаю… — повторила Саша. Он осмотрел ее: много ссадин, перебинтовано плечо, бинт окровавлен, но других ран нет. Причина, по-видимому, не в ранах.
— Что случилось?
— Пить…
— Сейчас я тебя перенесу в дом. Потерпи немного.
Трубач подхватил ее на руки и понес к дому. Идти оказалось нетяжело, Сашка была легкая, почти невесомая. Во дворе он замешкался: на чью половину нести?
Сашка чуть слышно произнесла: — Домой…
Веранда у нее была открыта, там стояла кровать. Одеяло, простыня и подушка чуть ли не узлом завязаны.
— Что с кроватью?
— Пить! — словно не слыша его, снова простонала она.
— Ах да. Сейчас!
Он рванул на кухню, в темноте отыскал чайник, схватил его и помчался, расплескивая по дороге воду. Сашка долго не отнимала губы от носика, и, когда отдала чайник обратно, он был пуст. Она выпила почти два литра воды.
— Теперь намного лучше.
— Что случилось?
— Страшные люди…
— Что?
— Я в городе видела…
— Страшных?
— Как в фильме ужасов. Черные, страшные… Они были на набережной…
— В городе?
— Да, недалеко от речного вокзала.
— Что они делали?
— Они убили его…
— Кого?
— Моего… Ну, в общем… друга… Мы…
— Как — убили?
— Они что-то делали на набережной… У них в руках был какой-то ящик. Прибежал милиционер… его тоже, кажется, убили. Потом они заметили нас. Мы сидели на скамейке…
— Может, он не умер, а только ранен?
— Нет, он умер, я точно знаю, я видела.
— А ты?
— Я притворилась мертвой. Помнишь, мы когда-то так играли? У них не было времени проверять…
— Тебя они точно не ранили?
— Только осталось вот это. — Она показала на свое плечо.
По проступившему сквозь бинт пятну крови Трубач понял, что рана хотя и свежая, возможно глубокая, но не смертельная.
— Откуда это у тебя?
— Они… Неопасною… Я крови потеряла немного. Рана уже начала заживать.
— Когда
— Дней пять назад.
— А сегодня-то что случилось?
— Не знаю. Мне, конечно, было очень плохо, но не до такой же степени…
— Как ты попала сюда?
— Сама понять не могу… Я очень хочу пить.
— Пить?
— У меня опять как будто горло сводит. Язык присох к нёбу.
— Ты только что выпила целый чайник.
— Да? Не помню.
— Может, лучше потерпеть?
— Нет!!! Я хочу пить!!!
— Сейчас принесу.
Трубач снова побежал на кухню. Естественно, второго чайника здесь не оказалось. Сырую воду он ей давать не будет. Ни в коем случае…
Он кинулся на другую половину дома. На собственной кухне нашарил чайник. К счастью, полный.
Сашка вновь присосалась к носику, пила долго, громкими, жадными глотками и снова вернула чайник почти опустошенный. Потом блаженно вздохнула и произнесла бодрым голосом:
— Что я должна была тебе рассказать?
— Сколько было этих людей?
— Каких? Я забыла.
— На набережной.
— Ах да… Кажется, двое.
— Почему — кажется?
— Было уже темно. И к тому же так страшно… Кажется, они спорили…
Сашка резко вздохнула, потом еще. Потом, как рыба, выброшенная на сушу, стала открытым ртом хватать воздух.
— Сашка, что ты? Что с тобой?
— Что-то у меня снова все плывет. Дай еще воды…
Трубач выцедил из чайника последние капли, как будто это была последняя вода на земле. Ее руки уже не держали стакан, он приподнял ей голову, поднес стакан к губам. Она пила теперь маленькими, прерывистыми глотками.
— Как кружится голова. Как больно!
Ее ногти впились в его ладонь.
— Спасибо тебе… Прости ме…
Голос Саши оборвался, она как-то странно, как-то спокойно закрыла глаза. Трубач, не ведая, что делает, начал трясти ее расслабленное тело. Глаза ее снова открылись.
— Отец… Найди его… Ему тоже… Помоги ему… Я прошу…
— Где он?
— Должен быть в доме… Если только…
— Сашка! Держись! Ты же сильная… Ты всегда была сильнее меня… Девочка моя…
Ее дыхание становилось еще более неровным. Короткий вдох, еще один и еще. Длинный. Последний… Голова откинулась назад. Глаза закрылись.
— Сашка! Сашка!
Оглушительно разбился стакан. Будто под ногами разорвалась мина…
На ладони Трубача горели следы от Сашкиных ногтей. Последний ее след в его жизни.
Держись, Трубач! Не время оплакивать…
Вот дверь в комнаты. Открыта. Еще одна дверь. Нараспашку. Нет, здесь никого нет.
Дом был пуст.
«Чердак!» — мелькнула мысль. Так, где же вход? Кажется, на чердак вела лестница из прихожей.
Да, вот она. Бог мой, сколько крыс! Они просто выскакивали из-под его ног. Дверь нараспашку. Трубачу показалось, что он лезет в черную пасть…