Ледяной сфинкс
Шрифт:
– Однако! Если у господина Волынского такие подчиненные, я был бы не прочь оказаться на его месте! – заметил какой-то острослов, ставший свидетелем этой маленькой сценки.
В других обстоятельствах его слова вызвали бы у Амалии улыбку, но сейчас она не обратила на них ни малейшего внимания. Ее занимало другое – как бы узнать, что с императором, и при этом так, чтобы ее не разоблачили и не выставили из дворца.
«Господи, сделай так, чтобы государь остался жив!» – молилась про себя девушка.
Амалия всего лишь второй раз в жизни была в Зимнем дворце и плохо ориентировалась среди комнат,
– Господин Волынский уже приехал? Он приказал мне ждать его во дворце.
– Нет, сударыня, – пробормотал растерянный лакей, – я его не видел.
– А государь?
Лакей указал ей направление, и Амалия, милостиво кивнув ему, двинулась туда.
И тут она увидела потеки темной крови на мраморе лестницы и прямо по крови отпечатки сапог. У нее потемнело в глазах, но девушка поняла, что именно сюда, этим путем несли раненого. Вцепившись в перила лестницы так, что побелели пальцы, и изо всех сил стараясь не наступить в кровь, Амалия стала подниматься.
До нее донеслись всхлипывания, причитания, гул мужских голосов, и она пошла на голоса, вдоль кровавых пятен, которые вели по коридору, указывая путь.
Двери кабинета были распахнуты, в них стоял – с опрокинутым, ошеломленным лицом – кто-то, кажется, адъютант наследника. Во всяком случае, лицо было знакомое, Амалия видела этого человека, когда привозила во дворец картину Леонардо. Мужчина вытаращился на нее, надменно выпрямился, и ей стало понятно: все кончено, сейчас ее выведут отсюда. Но в тот момент мимо мелькнула женская фигура в чем-то светлом, белом или розовом, и бросилась в дверь, крича:
– Саша! Саша!
– Сударыня! – заверещал адъютант протестующе и попытался схватить женщину за локоть. Но та вывернулась, оттолкнула его с неженской силой и бросилась в кабинет. Оттуда через мгновение показался великий князь Михаил.
– Что вы себе позволяете? – прошипел брат царя адъютанту, сверкая глазами. – Она же все-таки его жена!
Адъютант ничего не ответил и отошел, делая вид, будто вообще тут ни при чем. И тогда Амалия смогла заглянуть в дверь.
Кабинет был заполнен народом. Здесь находились духовник, растерянные великие князья, их жены, наследник, несколько приближенных. Государя положили на диван возле стола. Он был без сознания, врачи метались, пытались перевязать раны, но тщетно. Княгиня Юрьевская стояла на коленях у тела, рыдала и целовала руки умирающего.
– Саша! Саша!
Жена попыталась обнять царственного супруга, ее пеньюар был весь в крови… Духовник начал читать отходную. Напротив дивана стояла какая-то молодая женщина, возможно, жена цесаревича. Она только что вернулась с катка и в ужасе прижимала к груди коньки.
– Сударыня…
Амалия обернулась на шепот и увидела своего старого знакомого, лакея Козьму, который торжественно вел за собой подростка в матросском костюмчике. У мальчика был испуганный вид, он часто-часто мигал, но изо всех сил старался сдержать слезы. Его ботинки были все в крови – он тоже поднимался по той самой лестнице. Молча Амалия посторонилась, и Козьма, удовлетворенно кивнув, повел маленького Николая Александровича за собой в кабинет.
Часы
– Кончился, – сказал он и поглядел на часы.
Княгиня Юрьевская вскрикнула и упала, потеряв сознание. И Амалия, которая всегда подмечала даже самые несущественные мелочи, машинально отметила про себя, что из всех женщин, стоявших в комнате, только одна из чувства сострадания сделала к княгине движение, чтобы поднять ее с пола, но тотчас же остановилась.
«Что же ждет ее теперь? – задумалась Амалия. – Еще Орест говорил, что во дворце княгиню все ненавидят… И теперь, когда единственный человек, который мог ее защитить, умер… И она даже не может называть себя его вдовой…»
Доктор закрыл императору глаза. Кто-то все же поднял княгиню, усадил в кресле, и члены семьи молча встали на колени вокруг смертного ложа. Амалия бросила последний взгляд на тело, лежащее на диване, и отошла от дверей.
Вспомнилось:
– Сударыня, благодарю вас, вы превосходно сделали свое дело… Полагаю, что в особой службе вас ждет блестящее будущее!
Это он говорил только позавчера. Любезный, образованный, воспитанный человек, настоящий европейский государь, который покончил с унизительным рабством, который провел реформы, позволившие России стать на путь цивилизованных государств, – и такой страшный, такой незаслуженный конец.
А в кабинете сын убитого, только что ставший царем Александром Третьим, молча погладил по голове маленького сына в матросском костюмчике и притянул его к себе.
– Распорядитесь опустить штандарт, – угрюмо сказал новый император дяде Михаилу. – Привезите художника… Пусть сделает его последний портрет.
– Маковского?
– Все равно.
Он посмотрел на мрачного, бледного Александра Корфа, который стоял в углу. Барон был одним из тех, кто привез умирающего царя во дворец, и его одежда была вся в крови. В левую руку ему попало несколько осколков бомбы, но он отказался от врачебной помощи и остался в кабинете.
– Господин Боткин, займитесь господином бароном, – распорядился новый император.
Александр поднял глаза.
– Если бы он сразу же уехал с канала… Если бы…
– Полно, полно, – сразу же оборвал его новый император, который по натуре был человеком сугубо практическим и терпеть не мог всяких «если бы». – Вы ни в чем не виноваты. – Он прищурился. – Скажите-ка, Корф… Дворжицкий упоминал, что мой отец пообещал вам повесить террористов. Это правда?
Нехотя Александр кивнул.
– Что ж, – проговорил новый император, играя желваками. И повторил, вдохнув: – Ну что ж… Поправляйтесь, Корф. Вы нам нужны.
Глава 10
Ассистент доктора
Карета сенатора графа Андрея Петровича Строганова, еле пробившись сквозь толпу на Невском, подъехала к Зимнему дворцу. Лакей, замешкавшись, не сразу отворил дверцу. Наконец граф вышел. При ходьбе он опирался на трость и заметно хромал.
Молодой лакей с тоской предвидел, что ему придется в тысячу первый раз отвечать на расспросы вновь прибывшего о случившемся, и не ошибся.