Ледяной сфинкс

Вербинина Валерия

– И что с ней было не так?

– Собственно, ничего. Только, знаешь ли, странно. Она остановилась на самом видном месте, оглянулась, достала платок и стала сморкаться.

– Ну, дядя, – вырвалось у Амалии, – тут нет ничего странного!

– Ну да, – покладисто согласился Казимир. – Только вот через минуту она внезапно опустила платок, этак воровато оглянулась и махнула им в воздухе. А потом я встретил ее на канале, против того места, где все произошло. Я наступил ей на ногу, извинился, отошел, но та особа так и осталась стоять там, – медленно

проговорил Казимир, – словно чего-то ждала. Чего она могла ждать? Смотрела-то в ту сторону, откуда должен был показаться царь, значит, ждала именно его. И знала, что должно произойти, я теперь просто уверен.

Слушая рассказ дяди, Амалия потемнела лицом.

– И ты ее не задержал! – с упреком проговорила она.

– Я был в ужасе от того, что увидел, – объяснил Казимир. – И потом, я не сразу сообразил, что уже встречал ее на Михайловской улице. Только позже вспомнил.

Амалия задумалась.

– Видное место, белый платок… Думаешь, она подавала кому-то сигнал?

– Я бы не удивился, – кивнул Казимир.

– Как она выглядела?

Дядюшка скривился. (А вы бы что сделали, если бы вас попросили описать человека, которого вы видели не больше минуты?)

– Молодая. Моложе тридцати. Некрасивая, маленькая, лицо веснушчатое. – Он сконфуженно посмотрел на Амалию. – Но перчатки хорошие, а воротник пальто лисий. И сапожки очень пристойные.

– А какого она, по-твоему, звания?

– Не крестьянка, – сразу же ответил Казимир. – Думаю, что дворянка, хотя изо всех сил пыталась выдать себя за мещанку.

– Ты так из-за перчаток решил? – с любопытством спросила племянница.

– Не только. Хотя, когда имеешь дело с вами, женщинами, нет ничего важнее мелочей, – пояснил дядюшка. – Платок у нее, кстати, тоже был дорогой, расшитый кружевом. И пальто вроде как простое, но простота обманчивая, которая встречается только у очень хороших портних.

– Все это очень хорошо, – согласилась Амалия, – но по такому описанию вряд ли можно кого-то найти. Подумай, может, у нее были какие-то особые приметы?

– Никаких, племянница, клянусь тебе. Уверен, в другой день я бы вообще прошел мимо нее, не обратив внимания.

– Все равно, – покачала головой взволнованная Амалия, – то, что ты заметил ее и описал, может оказаться очень ценным. Больше ты ничего не видел?

Дядюшка потупился. Затем нехотя буркнул:

– Видел. Карету.

– Что за карета?

– Старая. Обшарпанная, – вздохнул Казимир. – Стояла у тротуара на другой стороне канала. Стояла и… тоже словно чего-то ждала.

– И что в ней было такого, что ты ее запомнил? – поинтересовалась Амалия.

– Племянница, – терпеливо промолвил Казимир, – я могу тебе сказать только то, что видел. Ночью, когда я перебирал в уме разные детали, мне показалось, что с каретой что-то было не так, но ничем доказать этого не могу. Просто… – он поморщился, – было странно, что она стояла там и чего-то ждала. Да, и еще она уехала после того, как случился второй взрыв.

– Сразу же?

– Нет. Тогда,

когда кто-то начал кричать, что царь ранен, и поднялась суматоха. Я смотрел туда, потом обернулся… Я стоял на мосту, и мне все было отлично видно, – пояснил Казимир. – Так вот, пока я смотрел на тот берег, карета исчезла.

Амалия задумалась. Блондинка, которая махала белым платком и стояла на мосту… Странная карета…

– Так, может быть, блондинка села в карету? – спросила племянница.

Но Казимир отрицательно покачал головой.

– Нет. Та особа ушла позже, я помню.

– А ты видел в карете кого-нибудь?

– Там точно кто-то был, – твердо ответил Казимир. – Но он не показывался.

– Дядюшка, ты просто чудо! – серьезно промолвила Амалия.

И (что случалось очень редко) поцеловала его в щеку, чем совершенно выбила Казимира из колеи.

– Если ты еще что-то вспомнишь… – начала Амалия, вставая.

– Расскажу, конечно. Но только тебе! – крикнул дядюшка ей вслед. – В полицию я не пойду ни за что! И на суде выступать тоже не буду! А про запонку не забудь! – добавил он, когда Амалия уже переступила порог и готовилась закрыть дверь.

Пока Казимир рассказывал племяннице о том, что ему удалось заметить накануне, Александр Корф пробудился от сна в довольно скромной квартире, которую снимал в Петербурге, на Офицерской улице.

Он открыл глаза – и левая рука тотчас же напомнила о себе болью. Мысленно выругавшись, Александр повернулся в постели.

Картины того, что случилось вчера, мгновенно воскресли в его воображении, но было среди воспоминаний одно, особенно неотвязное, – лицо княгини Юрьевской за занавеской, ее взгляд, которым она провожала своего мужа. Александр заметил ее, когда карета императора уже выезжала со двора.

Теперь ему казалось, что княгиня была печальна, словно ее сердце сжимало тревожное предчувствие. И вновь в его ушах зазвенел ее пронзительный крик: «Саша! Саша!» – с которым она бросилась к телу умирающего.

Черт побери!

Александр скрипнул зубами и закрыл глаза.

– Степка!

На кухне что-то загремело, загрохотала опрокинутая посуда, и денщик, бледный от волнения, возник на пороге спальни.

– Александр Михайлович, вам нехорошо? Вызвать доктора?

– Степка, я ведь не барышня, в конце концов, чтобы со мной нянчились, – угрюмо сказал офицер. И поморщился. – Мне померещилось сквозь сон или кто-то заходил?

– Два десятка человек заходили, не меньше, – доложил преданный Степка. – Карточки оставили, но я никого не пускал, как вы велели. Были от генерала, не помню, как его, просили вас дать показания насчет вчерашнего, как только вы поправитесь. – Денщик поколебался. – Еще из газеты приходили. Очень вежливые господа, просили о встрече.

– К черту!

Александр поднялся с постели и стал одеваться, но без содействия слуги это оказалось сделать не так легко. Степка тотчас же пришел на помощь и помог вдеть раненую руку в рукав.