Ленин. Социально-теоретическая реконструкция
Шрифт:
В истории революций Ленина главным образом интересовало то, как удается рабочим хотя бы только на неделю или на месяц взять в свои руки управление своей собственной жизнью. С другой стороны, как уже говорилось в другой главе, он погрузился в научное изучение особенностей развития российского государства. Однако, даже несмотря на то что по образованию Ленин был юристом, его совершенно не волновали вопросы функционирования буржуазного государства, «институциональная социология» партий и бюрократических механизмов, в том числе и в интерпретации Макса Вебера. «Социология» буржуазного государства была для него наукой, функцией которой являлось не что иное, как защита, апология этого государства, подкрепленная научными аргументами. Ленин изучал современное буржуазное государство как наивысшую форму экономической и духовной эксплуатации. С точки зрения его теоретического подхода, функционирование и функциональные перебои в деятельности буржуазных парламентов, вся манипулятивная система парламентаризма были связаны с современнейшими формами капиталистического производства, вытекали из них. Для лучшего понимания этой проблематики необходимо помнить, что в 1910-1920-х гг. буржуазный парламентаризм был еще далек от своей современной формы, ему были свойственны такие явно антидемократические черты, как цензовый характер и иные ограничения избирательного права. В качестве примера напомним, что в Англии женщины получили избирательное право и право голоса только в 1928 году.
Во второй главе мы уже показали, что в процессе изучения капиталистической системы Ленин особенно выделил тот момент, что капитализм неизбежно и непрерывно сталкивается с демократией, ибо содержит в себе основополагающее противоречие между правовым равенством и социально-экономическим неравенством. Это противоречие капитализма пытаются «разрешить» с помощью всепроникающей системы «подкупов» и «купли». [664]
Согласно
664
См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 30. С. 97–98.
665
Там же.
666
Ленин В. И. Как обеспечить успех Учредительного собрания. (О свободе печати). Опубликовано в газете «Рабочий путь» 28 (15) сентября 1917 г. См.: Ленин В. И. ПСС, т. 34, с. 209–210. «В самом деле. Возьмите хоть питерские и московские газеты. Вы увидите сразу, что по числу выпускаемых экземпляров громадное преобладание имеют буржуазные газеты… На чем основано это преобладание? Вовсе не на воле большинства, ибо выборы показывают, что в обеих столицах большинство (и гигантское) на стороне демократии, т. е. эсеров, меньшевиков и большевиков…. А число экземпляров выпускаемых ими газет наверное менее одной четверти или даже одной пятой по сравнению с числом экземпляров всей буржуазной прессы… Почему это так? Все прекрасно знают, почему…». Для борьбы с этим явлением Ленин предлагал ввести после завоевания рабочими власти «государственную монополию на частные объявления в газетах»: «Государственная власть, в виде Советов, берет все типографии и всю бумагу и распределяет ее справедливо: на первом месте: государство, в интересах большинства народа, большинства бедных, особенно большинства крестьян, которых веками мучали, забивали и отупляли помещики и капиталисты». Там же. С. 211–212.
В то же время Ленин рассматривал буржуазную демократию и с исторической точки зрения — как высшую форму господства капитала. По его мнению, о преимуществах «продажного и прогнившего парламентаризма буржуазного общества» стоит говорить лишь постольку, поскольку он открывает дополнительные возможности для развития рабочего движения, которое получает более широкое поле действия, чем при авторитарных, открыто диктаторских режимах. В этом смысле буржуазный парламентаризм имел в глазах Ленина лишь «исторический интерес», но не имел никакого будущего. Король — голый! В период революции в центре интересов Ленина находились отнюдь не узконаучные проблемы. К тому же опыт Первой мировой войны сделал очевидным, что главной задачей должно считаться политическое разоблачение парламентских демократий как режимов, ответственных за мировое кровопролитие. [667] Следовательно, «праздная утопия», нацеленная на будущее главная идея «Государства и революции» не «висит в воздухе», а опирается на обстоятельную критику парламентаризма, с которой, конечно, можно спорить, но которую после 1917 года нельзя было смести со стола без единого слова. [668]
667
Для буржуазии выход из войны был нежелателен и по внутриполитическим соображениям. В 1917 г. для многих, от вождя буржуазно-либеральной партии Милюкова до Макса Вебера, была характерна точка зрения, согласно которой война — стабилизующая сила, «цементирующая сила патриотизма», которая сплотит руководимое ими общество. (Кроме этого, благодаря войне можно было удерживать крестьян вдали от дома, от движения по захвату земель.) См.: Думова Н. Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и Февральской революции. Наука. М., 1988. С. 147–148.
668
Авторы, представляющие «mainstream» исторической науки, уклоняются от этой критики, квалифицируя взгляды Ленина как «утопию», что, скажем прямо, некорректно как с методологической точки зрения, так и по существу. Сложившаяся в течение столетий форма функционирования западной парламентской демократиии, а также ее отлаженные механизмы и теории сравниваются с такими принципиально-теоретическими и ориентированными на будущее идеями, изложенными Лениным в его книге, как, например, новые формы соединения законодательных, исполнительных и правовых институтов и «общественный контроль» над ними. Ср.: Service R. Lenin. Vol. II. Р. 216–223.
В 1917 г. речь шла еще не о «глобализации», а о сложившейся в национальных и наднациональных рамках новой системе власти, рассматриваемой в экономическом и политическом смысле, об империализме, о власти монополий и финансового капитала. Характерное для этой системы государство именно в период Первой мировой войны получило новую всемирно-историческую функцию: функцию главного организатора, участника национальной экономики, «чудовища», готового уничтожить все что угодно во имя определенных интересов. В этом смысле интересно последнее предложение «Государства и революции», обосновывающее итоговый революционный вывод книги: «Извращение и замалчивание вопроса об отношении пролетарской революции к государству не могло не сыграть громадной роли тогда, когда государства, с усиленным, вследствие империалистического соревнования, военным аппаратом, превратились в военные чудовища, истребляющие миллионы людей ради того, чтобы решить спор, Англии или Германии, тому или другому финансовому капиталу господствовать над миром». [669] По сравнению с предыдущими периодами это господство явно отличалось и концентрацией политической власти. В этой связи Ленин исходил не только из общего кризиса капиталистической системы, но и из конкретных «неполадок» в функционировании буржуазной демократии (бюрократизма, коррупции, паразитизма и т. д.), которые, по его мнению, могли упрочить возможности революционного переворота.
669
Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 119.
В своей точке зрения Ленин учитывал многообразие государственных форм, но, будучи пропагандистом и теоретиком революции, искал в них общее: «Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии», [670] которая исключает возможность «восстановления» общественной формы собственности вместо капиталистической частной собственности или наряду с ней. Согласно его интерпретации, «парламентарный образ правления» — это не что иное, как борьба властных группировок за раздел «добычи» (за выгодные должности, экономические позиции и т. д.). В правовом и политическом отношении такая система не может быть поставлена под сомнение, поэтому в ленинской теории буржуазные демократии подчеркнуто представлены как диктатуры, и эта их особенность не может быть уничтожена без революции, без «разрушения бюрократически-военной государственной машины».
670
Там же. С. 35.
Опираясь на опыт Первой мировой войны, Ленин составил еще более уничтожающее мнение о парламентской демократии, чем прежде, поскольку видел в ней всего лишь институциональное выражение интересов капитала, свободу обычной покупки власти, чиновничьих местечек, прессы и т. д., систему манипуляции и обмана, которая служит подавлению сопротивления наемных рабочих в интересах обеспечения капиталистического производства, получения прибыли. В этом
671
Там же. С. 32, 48.
Изучая функционирование буржуазного государства, Ленин пришел к выводу, что бедность практически исключает возможность воспользоваться плодами демократии. Речь идет не только о том, что беднота лишена возможности «купить» «блага» демократии, но и о том, что «современные наемные рабы… остаются настолько задавленными нуждой и нищетой, что им “не до демократии”, “не до политики”, что при обычном, мирном течении событий большинство населения от участия в общественно-политической жизни отстранено». [672] Важным аргументом в революционной программе, «философии» ликвидации политического государства было уничтожение «паразита-государства», которое должно было стать политической предпосылкой «экономического освобождения труда». Следовательно, у Ленина понятия государства и свободы интерпретировались как диаметрально противоположные, отрицающие друг друга.
672
Там же. С. 87.
Таким образом, с точки зрения революции в своей брошюре Ленин в методологическом и политическом отношении ставил перед собой главную цель преодолеть связанные с парламентаризмом «оппортунистические иллюзии», то есть ревизионизм Бернштейна и утопическую концепцию анархистов. По его мнению, первый под знаком, пользуясь современным понятием, «рыночного этатизма» отказался от идей Маркса и в отношении конечной цели, в то время как последние «лишь» упустили из виду ближайшую перспективу. Официальная социал-демократия II Интернационала подменила «свержение», «уничтожение» буржуазного государства лозунгом демократического и заботливого «народного государства», «совершенствования» буржуазной демократии (Бернштейн, Каутский, Шейдеман), представлением о буржуазном правовом государстве, руководимом социал-демократическим правительством. [673] Ленину демократия представлялась таким же эластичным понятием, как и Энгельсу, который в 1894 г. отметил, что в своих статьях 1870-х годов он употреблял слово «коммунист», а не «социал-демократ», потому что тогда даже и лассальянцы называли себя социал-демократами. В противоположность буржуазным мыслителям эпохи Ленин подходил к государству не только с политической, социологической и формально-правовой точки зрения. Он часто ссылался на то, что апологеты буржуазного государства оставляли в тени «финансовые», «экономические», «капиталистические», «помещичьи» функции государства, да и в революционном лагере не только анархисты, но и, например, эсеро-крестьянские течения не понимали того, что борьба с государством будет бесплодной, если не удастся или будет невозможно уничтожить его экономические основы. В соответствии с этим Ленин провозглашал, что, учитывая экономические и классовые функции государства, его можно будет «полностью» уничтожить лишь «после уничтожения классов социалистической революцией, как результат установления социализма, ведущего к отмиранию государства». [674]
673
«Именно на примере Коммуны Маркс показал, что при социализме должностные лица перестают быть “бюрократами”, быть “чиновниками”, перестают по мере введения, кроме выборности, еще сменяемости в любое время, да еще сведения платы к среднему рабочему уровню, да еще замены парламентарных учреждений “работающими, т. е. издающими законы и проводящими их в жизнь”. В сущности, вся аргументация Каутского против Паннекука… показывает повторение Каутским старых “доводов” Бернштейна против марксизма вообще. В своей ренегатской книге “Предпосылки социализма” Бернштейн воюет против идей “примитивной” демократии, против того, что он называет “доктринерским демократизмом” — императивные мандаты, не получающие вознаграждения должностные лица, бессильное центральное представительство и т. д.». Там же. С. 115–116.
674
Там же. С. 112.
В то же время Ленин нашел общий язык с анархистами по вопросу о революции как «событии», как «политической и теоретической необходимости», хотя при этом считал, что анархистское требование «полного и окончательного разрушения» государства равносильно отрицанию необходимости самообороны революции. [675] В своей брошюре он посвятил отдельный раздел показу несостоятельности аргументации анархистов. Ссылаясь на Энгельса, Ленин подчеркнул, что с исчезновением «политического» государства не исчезнут все авторитеты, все виды подчинения, так как разделение труда, порождаемое техническим прогрессом, делает неизбежной временное сохранение иерархии, ведь в конце концов не могут же все, плывущие на судне в открытом море, быть кормчими. [676] Ленин отметил у анархистов ту же ошибку, что и Энгельс: они «хотят полного уничтожения государства с сегодня на завтра», [677] то есть отрицают «диктатуру пролетариата», «переходный период». Русские анархисты никогда не могли понять, что «уничтожение государства» начинается на производстве, в экономике. Повторяем, русские анархисты, как правило, добирались лишь до редукционистского понимания марксизма. Они не только не принимали марксистской экономической теории, но и обходили вниманием или называли «этатистской теорией» Марксовы мысли об истории и теории политических отношений, а также противопоставляли коммунистические конечные цели Маркса его политической и социальной теории. Похоже поступил с анархистами в России и Ленин. Несмотря на союз большевиков и анархистов, ориентированный на конечную «антигосударственную» цель, на их вооруженное сотрудничество против Деникина и на подвиги махновских повстанческих отрядов, как только были поставлены вопросы организации государства, формирования новой бюрократической иерархии, централизованного производства и традиционного разделения труда, большевики превратились в глазах анархистов в «предателей», а анархисты в глазах большевиков — в «бандитов», военное уничтожение которых было связано именно с тем, что анархисты не признавали новую государственную власть на контролируемых ими территориях. [678]
675
Там же. С. 60. В другом месте он приводит следующие аргументы против анархистов: «У Маркса нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочинял, сфантазировал “новое” общество…Он “учится” у Коммуны… Об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца не может быть речи. Это — утопия… Мы не утописты. Мы не “мечтаем” о том, как бы сразу обойтись без всякого управления, без всякого подчинения; это анархистские мечты, основанные на непонимании задач диктатуры пролетариата, в корне чужды марксизму и на деле служат лишь оттягиванию социалистической революции до тех пор, пока люди будут иными». Там же. С. 48–49.
676
Там же. С. 60–61. В статье «Об авторитете» Энгельс писал, что анархисты «требуют, чтобы политическое государство было отменено одним ударом, еще раньше, чем будут отменены те социальные отношения, которые породили его». Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2 изд., т. 18. С. 304–305.
677
Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 112.
678
С точки зрения анархистов см. об этом: Аршинов П. А. История махновского движения (1918–1921). Дикое поле. Запорожье, 1995 с предисловием Волина (В. М. Эйхенбаума);
Mahnovscsina. Az ukrajnai anarcho-kommunista mozgalom 1917 'es 1922 k"oz"ott. Liberter. Budapest, 'e. n.;
Махно H. Моя встреча и разговор с Лениным // Русская революция. Записки в трех книгах. M"unchen, 1977. С. 126–135;
Дукельский С. ЧК на Украине // ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. (Ред. Ю. Фельштинского). Издательство гуманитарной литературы. М., 1995. С. 135–222.
Таким образом, на основании работ Маркса и Энгельса Ленин, связав проблему революции с проблемой государства, обрисовал контуры своего рода третьего пути между реформистской социал-демократией и анархизмом. Как мы уже подчеркивали в другой связи, важная теоретическая и политическая заслуга Ленина состояла в сделанном им выводе о том, что российская буржуазия и слабое, «рыхлое» буржуазное общество в целом не способны стабилизировать ни старую «полупарламентскую» систему (с царем или без царя), ни буржуазно-демократический режим. По его мнению, попытки такой стабилизации в случае неосуществления или поражения революции открыли бы дорогу контрреволюционным диктатурам.