Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 2

kotskazochnik.ru

Леонардо простым жестом указательного пальца указал вверх и, чуть дёрнув уголками губ, улыбнулся.

–– Кто, как не Бог, может вразумить на это, ведь все его ангелы – крылаты!

–– За Отца Вседержителя! – громогласно прозвучал голос рыбака, сжимавшего в руке бокал с вином.

–– За Вседержителя! – вторили ему все, кто находился в таверне.

–– И за тебя, первый крылатый человек! – с мягкой отеческой лаской добавил здоровяк.

–– И за тебя!.. – эхом отозвались рыбаки.

До поздней ночи праздновалось это событие, и в таверне не было человека, который не чувствовал бы себя счастливым. У всех, кто видел полёт Леонардо, душа наполнялась чувством, что он стал очевидцем великого и чрезвычайного для человечества события. А на следующее утро на берегу залива собралась такая толпа народа, что если бы кому пришло в голову в ней чихнуть, то от этого пострадало бы, как минимум, половина рыбацкой деревни, столпившейся у подножия скалы, с которой Леонардо совершил полёт. Как это обычно бывает в малых селениях, слух о чрезвычайном событии быстро облетел округу,

и сознание даже самых сомневающихся людей на время затмилось желанием увидеть полёт безумца, недавно появившегося у них в деревне. В ожидании его толпа гудела, как пчелиный улей: строились самые разные догадки. Некоторые деревенские жители, не присутствовшие при вчерашнем событии, но одержимые буйным воображением, горделиво выдавали себя за тех счастливчиков и знающих мудрецов, якобы, видевших вчера полёт человека-птицы: они обрисовывали его такими невероятными деталями, что повествование принимало форму рассказа-небылицы. Каково же было разочарование людей, а потом, последовавшее вслед за ним, удивление, когда на берег пришли те самые незнакомцы, среди которых, благодаря, конечно, его огромному росту, – сразу был узнан летучий безумец, объявивший всем, что сегодня вместо полёта будет погружение в воду. Взволновавшаяся толпа, будто бы он заверительно обещал ей ангельский полёт, и впрямь готова была его утопить, если бы не чрезвычайный к нему интерес. Сгрудившись вокруг него, сельчане с терпеливым, благоговейным любопытством смотрели, как он привязывает себя верёвкой к кожаному поясу; надевает на голову причудливый железный шлем со стеклянным окошком и сверху отводной от него длинной и тонкой трубой, прикреплённой к какому-то железному прибору с ручкой; затягивает кожаные полы, приделанные к шлему у себя на груди ремнями, и делает пробные глубокие вздохи, когда один из его друзей крутит ручку железного прибора.

–– Всё в порядке! – услышали они приглушённый голос безумца, донёсшийся из шлема. – Воздух чувствую как наяву!.. Можно погружаться! – и, помахав рукой притихшей толпе, как бы, между прочим, объяснил: – Пойду, схожу к Посейдону в гости, полюбуюсь, как он живёт!.. Ничего не хотите передать владыке морей?! – чуть сильнее выкрикнул он.

Втянув головы в плечи, толпа окаменела.

–– Рыбы побольше… побольше, чтобы к берегу нашему пригнал, – слабо пролепетал заикающийся и заплетающийся от страха язык самого смелого из толпы.

–– Хорошо, передам! – смешливо ответил Леонардо и направился к воде.

Весёлый хохот его друзей громко сотряс воздух. Они находились в лодке, когда он вступил в кромку прибоя и, не торопясь, двинулся на глубину. Толпа на берегу перестала дышать.

Прошло больше часа прежде, чем Леонардо вышел обратно на берег. Многие думали, что он уже погиб и не верили, что он вернётся. Издали зевакам не было видно, как те, кто сидел в лодке, обменивались с ним – подёргиванием верёвки – условными сигналами. Для самого же Леонардо столь долгое время, показавшееся всем, кто его ожидал, пролетело, как один миг. Шлем работал безупречно. Его пытливому взгляду открылось такое водное пространство, от которого у него перехватило дыхание, и он пришёл в восторг, равный по силе ощущения полёту на крыльях. Голубая бездна, уходившая вдаль тёмной бесконечностью, была более прозрачна, чем реки и озёра, и открыла такое многообразие подводной жизни, что у Леонардо замерло сердце. Косяки разноцветных рыб спокойно проплывали мимо него, и, только когда он протягивал к ним руку, они, словно стайки маленьких птичек, пугливо меняли направление движения или рассыпались в разные стороны. Под ногами быстро передвигались различные крабы; из песка торчали головы любопытных угрей; скальные обломки больших валунов были облеплены причудливыми водорослями, которые ловили и пожирали маленьких рыбок; раки-отшельники волочили на себе огромные ракушки. Из тёмной бездны, уходящей в бесконечность, появилась небольшая акула, и подводный мир как будто на мгновение замер вместе с Леонардо. Она, как свирепая хозяйка этого огромного царства, стремительно проплыла вокруг человека и исчезла так же быстро, как и появилась. Подводный мир снова ожил: маленький красный осьминог прямо у ног Леонардо напал на краба, а чуть дальше, среди причудливых разноцветных кораллов небольшой омар отбивался от прожорливой трески, пытаясь спрятаться от неё в ветвях живого подводного леса. Медузы, раскинув тончайшие нити щупалец, ловили ими маленьких блестящих рыбок; и куда ни глянь – всюду живые существа, наполненные жизнью прекрасной природы подводного мира. Подняв со дна несколько мидий, ракушек и раковин причудливой формы, Леонардо дёрнул верёвку два раза, что означало подъём на поверхность; верёвка натянулась, его ноги оторвались от дна, и он плавно стал подниматься вверх. Зороастро и Марко-Антонио втянули его в лодку и принялись ему помогать расстёгивать ремни. Толпа на берегу заликовала.

–– Ну и как?! – был задан ему первый вопрос друзьями, когда Леонардо освободился от шлема.

–– Это надо видеть самому! – только и смог он вымолвить им в ответ.

И в этот день, и в последующие дни, пока не подошли к концу деньги на проживание в рыбацкой деревне, Леонардо и его друзья погружались в море и подолгу путешествовали по подводному миру, собирая на его дне удивительные находки. Деревенский мальчик по имени Александр, тот самый, кто оказался самый смелый из сельчан, попросив Леонардо передать морскому владыке Посейдону, чтобы он побольше пригнал к их берегу рыбы, набравшись смелости, попросил у него разрешения тоже опуститься под воду. И Леонардо, увидев в его лучистых глазах любознательность искателя, разрешил ему

примерить на себя подводный шлем. Опустившись на морское дно, Александр вернулся в лодку с огромной раковиной наутилуса и дюжиной серо-голубых мидий. Раковину наутилуса он подарил Леонардо, а мидии забрал себе. Для бедных сельчан они представляли собой ценнейший морепродукт, к тому же в одной из них Александр нашёл небольшую жемчужину. Леонардо был невероятно счастлив, что мальчишка светится от радости и, не умолкая, без устали рассказывает всем, что ему довелось увидеть на морском дне. Ему завидовали все деревенские мальчишки, но больше никто так и не осмелился обратиться к Леонардо с просьбой погрузиться в морскую пучину. Собрав большое количество морских находок, Леонардо и его друзья вернулись в Милан. В своей книге «О Природе» он сделал запись: «… Какое множество тайн сокрыто природой от человека… Я провёл много наблюдений, и чем больше делаю открытий, тем загадочнее она становится для меня… Как, например, объяснить, что на морском дне и высоко в альпийских горах мною были найдены раковины одного вида? – поистине неразрешимая для меня загадка!.. На учёном совете герцога Людовико Сфорца деканы и магистры Павийского университета объяснили это явление Всемирным Потопом. Так может утверждать только тот, кто никогда не занимался наблюдениями в Природе. Как известно, Всемирный потоп длился всего сорок дней, и за такой короткий отрезок времени ни один моллюск, заключённый в броню прочной раковины, которому-то и расстояние в человеческий шаг потребовалось бы преодолевать неделю, не мог за сорок дней по дну проползти сотни миль и достичь альпийских высот – для этого малоподвижному моллюску потребовалась бы Вечность!.. Я подозреваю, что альпийские горы, как это не покажется странным, в давние времена были морским дном… Уверен, что Новая наука о Земле откроет знания о её прошлом, настоящем и будущем…»

**** **** ****

Первые годы, проведённые при дворе герцога Людовико Сфорца, пролетели так быстро, что Леонардо удивлялся, насколько время может быть быстротечным. Те же семь лет, что он был отверженным во Флоренции, проведя их в полном забвении, в Милане пролетели, как семь дней. Работа над «Тайной Вечерей» и Колоссом продвигалась очень медленно. Леонардо искал образы для картины, часами бродя по городу и следя за горожанами, зарисовывая внешность некоторых из них на пергаментные листы. Эта работа была чрезвычайно трудна, так как её приходилось выполнять тайно, чтобы тот, кого он зарисовывал, не видел его наблюдений. Однажды такая попытка сделать набросок седовласого пожилого мукомола, с виду очень мудрого и грозного, продававшего на рынке муку, с которого Леонардо решил срисовать образ для головы апостола Петра, чуть не закончилась дракой. И драка была бы неминуемой, если бы не находчивость Леонардо и его величайшая физическая сила, заставившая мукомола застопорить свой гнев и отступить от намерения побить мастера.

Леонардо, увидев, что он, стиснув кулаки, идёт к нему с угрожающим видом и недвусмысленным желанием подраться, быстро спрятал в походное леджо пергамент и серебряный карандаш, отхватил у рядом стоящей повозки оглоблю и сломал её о свою шею на глазах мукомола с такой лёгкостью, словно это была тростниковая веточка. Мукомол остановился, его красные, слезящиеся от мучной пыли и налитые гневом, как у быка, глаза выдались от недоумения вперёд и вместо гнева стали выражать собачий испуг.

–– По твоим глазам вижу, что дальше объяснять тебе ничего не надо! – спокойно заметил Леонардо, отшвырнув от себя обломки оглобли. – У меня нет привычки бить тех, кто слабее меня, но, заблуждаясь, думает иначе… Пойдём, я покажу тебе, зачем мне понадобилось срисовывать тебя… Может быть, узнав об этом, ты утолишь обиду сладкой радостью знания о том, что твой образ останется почитаем людьми на долгие времена… – и, рассчитавшись с хозяином повозки за разломанную оглоблю, он повёл мукомола в монастырь Мария делле Грацие.

Их поход окончился дружбой. Мукомола звали Гвидо да Релли. Он оказался одним из немногих, кто отважился идти с Леонардо и в конце пути, увидев «Тайную Вечерю», понял значение собственной личности в замысле художника. Другие, как правило, бежали в городскую Канцелярию Джустиции или в Канцелярию кардинала Асканио Сфорца, чтобы пожаловаться на него, что он, якобы, своим рисованием насылает на них порчу. Приставы Джустиции и кардинал не наказывали Леонардо, зная, чьим покровительством он пользуется и, одновременно понимая, чем он занят и для чего он ведёт свои наблюдения за людьми, однако их неприятных замечаний ему избегать не удавалось.

Не всё было гладко и с Колоссом. Над ним работа шла ещё медленнее. За семь лет Леонардо выстроил его только на одну треть от общей величины. И виной этому была не его лень и не собственная разносторонность интересов, толкавшая его заниматься другими науками, – хотя справедливости ради он не раз сетовал на себя за пристрастие ко всему новому, – а прихоти герцога Людовико Сфорца и его придворных вельмож, заказывавших ему портреты своих обожаемых дамиджелл и любовниц. Молоденькая Чечилия Галлерани*, златокудрая примадонна настоящей женской утончённой красоты, любовница

*Портрет Чечилии Галлерани (Бергамини) больше изестен как «Дама с горностаем»; хранится в национальном музее г. Кракова. (Польша).

герцога, стала первой, кто дал придворным аристократам считать модным заказывать женские портреты у Леонардо; и их желание, несмотря на яростное противоборство мастера, они считали оправданным, ведь он, как никто другой,

относился к выполнению заказов в высшей степени ответственно, и портреты из-под его руки выходили одухотворёнными, по-настоящему пленительными, от которых не хотелось отводить взгляда.