Лето с капитаном Грантом
Шрифт:
Вот поужинали, напились чаю, посидели, поговорили.
— Спать, — говорит Профессор. Он, как всегда, хочет, чтобы все пораньше встали, пораньше погрузились, побольше успели пройти.
— Посидим. Смотри, какая ночь, — откликается Адмирал. Ему, как всегда, нравится на стоянке. Хочется подольше посидеть у огня, послушать бормотанье воды, шум листьев. Неторопливый Адмирал.
Андрею уже не хочется настаивать на том, чтобы ложиться попозже. Глаза слипаются, пусть малыши борются за свои права. И они тут же заводят, как по команде:
— Еще совсем рано, — говорит быстроглазая смуглая
— Мальчишки не спят, и мы не пойдем, — нахально заявляет рыжая, зеленоглазая Вика.
— Здесь есть один мальчишка, — наставительно говорит ей Женя, — его зовут, Алеша, он уже давно спит.
— Ха! А вы-то с Андреем кто? Девчонки, что ли?
Почему в такой маленькой особе десяти лет так много вредности? Андрей спрашивает напрямик:
— Вика, где в тебе вредность помещается? Сама ты величиной, ну, с ведро. Почему же противности в тебе три с половиной тонны?
— Ничего не три с половиной! — орут девчонки в два голоса. — А справедливость для всех одна! Пока эти сидят, и мы сидим.
Приходится вступить Адмиралу:
— «Эти», как вы изволили выразиться, взрослые юноши. А вы, прошу меня простить, пока еще дети. Быстро в палатки! Юлька! В Москву отправлю! И тебя, Виктория! Смотрите у меня! Я Адмирал суровый!
Девчонки, ворча и причитая, уходят. А скоро и все расползаются по палаткам — спать хочется после длинного, яркого дня, в который уместилось много солнечных бликов, синей воды, шелковых трав, стрекоз-вертолетиков. Много песен, смеха, мыслей, усилий рук, держащих весла. Всего радостного и нужного — много.
Андрею очень нравится, что он теперь не в родительской палатке, а в другой, с Женей. Они раскладывают вещи так, как им хочется, потому что они взрослые, они сами по себе. Правда, вещи во всех палатках разложены примерно одинаково. Не потому, что существуют для этого какие-то специальные правила. Просто количество вещей, размеры палатки, ее форма — все это диктует определенный порядок. И вариантов не так уж много.
А по-настоящему удобным всегда оказывается только один. Вот этот один ребятам очень нравилось найти самим, без подсказки и указаний. Одно дело следовать традициям, совсем другое — самим додуматься до оптимального варианта. Андрей и Женя не жалели сил для изобретения велосипеда. И изобрели! Рюкзаки с мягкими вещами — под голову. Кеды — к двери. Не за дверь — вдруг дождик пойдет ночью, — а к двери, чтобы утром сразу обуться и бежать к речке умываться, чистить зубы, купаться. Мыло, щетки, паста, плавки — около палатки, под пологом. Топорик в чехле, чтобы ничего не прорезал, — под полом палатки, в ногах (место, определенное до сантиметра — с закрытыми глазами найдешь). И еще под пологом — Женина гитара. В палатке от нее было бы тесно, а далеко от себя убирать гитару Женя не хочет — мало ли в какой час или минуту понадобится человеку спеть и сыграть!
Андрею нравился Дима — молодой, очень крепкий парень. По развороту плеч было видно, что спортсмен. Самбист? Боксер? Неважно. Сильная личность. Андрею нравилось, как Дима рубил дрова — одним ударом разрубал самое суковатое полено. Нравилось, как он плавал — торпедой уходил далеко, на середину реки, почти не делая движений ни руками, ни ногами, одним толчком
Дима не казался Андрею взрослым, ему было года двадцать четыре. Но и равным им с Женькой Дима не был. У него, у этого молодого специалиста, были свои четкие понятия о жизни.
— Дима, в шахматы сыграем? — позвал однажды Андрей.
— Никаких умственных занятий. У меня — полная разгрузка головы.
Пошутил? Да нет, играть не стал. Ну что же, пусть разгружает свою переутомленную голову.
Дима все делал красиво: красиво работал веслом, красиво пел… Дрова рубил и плавал — красиво.
Однажды он сказал:
— Люблю смотреть на траву — зеленый цвет полезен для зрения.
Наверное, пошутил. У него была такая манера шутить — не поймешь, смеется он или говорит серьезно.
— Дима, ты супермен, — сказал как-то Профессор.
— Стремлюсь к этому, — серьезно отозвался Дима. Профессор усмехнулся, а Дима — нет.
«Хороший парень — думал Андрей, — человек на своих ногах, никому не служит. Молодец».
В один из вечеров, когда Женя наигрывал на гитаре, сидя на пороге палатки, а Андрей шлепал комаров то на своей спине, то на Жениной, к ним пришли Юля, Вика и Алеша.
— Мы к вам в гости, — чинно, без всякой вредности сказала Вика.
Ее рыжие вихры были смочены водой и аккуратно приглажены.
А Юлька «приоделась» — повязала на шею розовый бант, хотя была в тренировочном костюме. Алеша держался за Юлькину руку, смотрел на Андрея преданно, снизу вверх.
— Мы к вам в гости, — более настойчиво повторила Вика. Потому что войти в палатку они не могли, пока не уберет свои длинные ноги Женя. Он сидел у порога, и ноги, как шлагбаум, загораживали вход.
— В гости? — Женя убрал ноги. — Валяйте, заходите.
Это было интересно — принимать гостей. Ведь там, в Москве, и Женя, и Андрей встречали своих гостей не у себя в доме, а у родителей. Теперь это был их дом, их палатка. Они впервые в жизни почувствовали себя полноправными хозяевами: удобство гостей целиком зависит от них, от Андрея и Жени, и больше ни от кого.
Женя стал крутить полотенцем под потолком палатки, чтобы выгнать всех комаров до единого. Андрей соорудил из надувных матрасов кресла для девчонок.
— Вот сюда садитесь, подальше от входа, а то дует, — сказал он.
Вообще-то вечер был тихий, нисколько не дуло. Но гостю важно внимание, важна забота.
Девчонки сели, Юлька сказала:
— Очень удобно и очень тепло.
Вика сказала:
— Алешенька, иди сюда, здесь очень уютно.
Алеша вдруг заупрямился:
— Я буду не с девочками. Я буду, где парни.
Он вскарабкался на колени к Жене.
Они ели конфеты «Апельсиновые», запивали их остатками чая.
У Андрея в кармане завалялся пряник с облупившейся глазурью. Они разделили его на пять частей и съели все до крошки.
— Очень, очень вкусно, — говорили девчонки.
Алеша уснул, прислонившись теплой щекой к Жениному плечу.
Его осторожно унесли, сдали маме.
Девчонки погостили у ребят совсем недолго, Женя спел всего несколько песен, Юля сказала:
— Мне нравится эта песня про дождь.