Лев Троцкий

Чернявский Георгий Иосифович

Это постановление дает представление о надеждах, которые возлагались на военизированный принудительный труд. Находившаяся на Урале 3-я Армия теперь реорганизовывалась в 1-ю Армию труда, которую предусматривалось использовать как единое целое, без дробления аппарата. Подчинение армии местным учреждениям исключалось. Основными видами работы назывались заготовка хлеба (то есть продразверстка), рубка леса и подвоз его к железнодорожным станциям, организация для этого гужевого транспорта путем подводной повинности, учет и ремонт сельхозорудий, земледельческие и строительные работы. Предусматривалось создать Совет трудовой армии с участием представителей наркоматов продовольствия, земледелия, путей сообщения и Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ).

В развитие постановления Троцкий опубликовал

приказ-памятку по реорганизуемой армии, [729] представляя дело так, будто инициатива перевода частей на принудительный труд исходила от них самих. Красноармейцы, мол, не помышляли о возвращении в родные места — они были проникнуты «сознанием долга». «…3-я революционная армия не хочет терять времени даром. В течение тех недель и месяцев передышки, какие пришлись на ее долю, она применит свои силы и средства для хозяйственного поднятия страны. Оставаясь боевой силой, грозным врагом рабочего класса (как и в некоторых других случаях, Троцкий в спешке допускал анекдотические словесные огрехи! — Г, Ч.), она превращается в то же время в революционную армию труда». Иначе говоря, трудовая занятость армии рассматривалась как временная мера, ибо предусматривалась новая военная кампания против внешних врагов.

729

Троцкий Л. Приказ-памятка по 3-й Красной Армии // Правда. 1920. 16января; Троцкий Л. Сочинения. Т. 15. С. 269–272.

Несколько недель с середины февраля 1920 года Троцкий разъезжал в своем поезде по Уралу, выступая на митингах, отдавая новые приказы и распоряжения по трудовой армии, убеждая со свойственным ему красноречием, что милитаризация труда не имеет никакого отношения к принудиловке. На собрании в Оренбурге 17 февраля [730] он уверял, что демобилизация армии была бы непростительным легкомыслием: «Мы, правда, закончили нашу задачу на три четверти, но четверть еще осталась, а недовырубленный лес быстро зарастает», а также выражал недовольство отсутствием «боевой самоотверженности на хозяйственном фронте». С особой озлобленностью Троцкий отметал встречавшиеся сравнения милитаризации с аракчеевщиной или даже рабством в Древнем Египте.

730

Троцкий Л. Речь//Уральский рабочий. 1920. 19 февраля; Троцкий Л. Сочинения. Т. 15. С. 275–282.

Косвенно, на основании жестких приказов Троцкого, можно судить о том, что принудительный труд, как этого и следовало ожидать, отнюдь не был эффективным. В приказе от 3 марта 1920 года «На борьбу с трудовым дезертирством!» [731] нарком перечислил целых восемь форм того, что он именовал дезертирством. Небезынтересно их привести: неявка по трудовой мобилизации; неявка по трудовой повинности; уклонение от трудового учета; невыход на работу; самовольный уход с работы; уклонение от труда путем занятия фиктивных должностей, командировок и т. п.; уклонение от труда путем симуляции болезни; намеренная невыработка нормы. За дезертирство, как и за неприятие против него карательных мер, предусматривались наказания, начиная со сравнительно мягких, например выговора, и заканчивая весьма жесткими — переводом в штрафные части с увеличением объема работ без оплаты сверхурочных часов (хотя здесь была явная, возможно, сознательная оговорка, ибо никакой сдельной или почасовой оплаты красноармейцы-рабочие не получали, ведь они как мобилизованные солдаты находились на «казенном пайке»).

731

Троцкий Л. Сочинения. Т. 15. С. 316–318.

Так Троцкий оказался в авангарде партийных деятелей, которые стали забывать, во имя каких целей устроили революцию, где проходила грань между частнособственнической

эксплуатацией труда и эксплуатацией государственной. При этом государственная эксплуатация оказывалась более мучительной для трудящихся, ибо опиралась на мощный и почти всегда произвольный механизм принуждения, не оставлявший возможности выбора, лишавший рабочую силу какого-либо подобия свободы воли, хотя бы в выборе сферы деятельности и места работы.

Будучи человеком весьма энергичным и упорным, пытаясь любой ценой осуществить поставленные им задачи, Троцкий все более затягивал «военно-коммунистическую петлю» на шее российского народа в буквальном смысле и на собственной шее в смысле переносном. Означало ли это, говоря современным сленгом, что Троцкий был особенно «крутым» в проведении политики военного коммунизма, как это настойчиво утверждала на протяжении десятилетий сталинистская историография, наложившая определенный отпечаток и на издания постсоветского периода? Никаких оснований для этого нет.

Троцкий с его решительностью в проведении поставленных задач оказался в нужное время на нужной должности руководителя военным ведомством. Кроме того, он стремился в какой-то мере «искупить» свое кратковременное расслабление, связанное с представлением в ЦК предложения о продразверстке. Если добавить исключительную плодовитость Троцкого в создании статей, брошюр, тезисов, его внимание к тому, чтобы все эти материалы были как можно шире растиражированы, если учесть, что в его личном распоряжении была типография, оборудованная в поезде наркомвоенмора, становится ясно, как именно Троцкий выдвинулся на первый план в оказавшейся безуспешной попытке создания всеобщей системы принудительного труда.

В области же железнодорожного транспорта заметным документом стал приказ Троцкого № 1042, о котором позже он сам и его сторонники в антисталинской оппозиции, а затем и в эмиграции не раз вспоминали. Этот приказ от 22 мая 1920 года был прообразом будущего отраслевого планирования советской экономики, в частности в рамках известных пятилетних планов. В приказе определялись основанные на расчетах специалистов перспективные задания по восстановлению паровозного парка с тем, чтобы к началу 1925 года страна имела около 13 тысяч «здоровых» паровозов (на весну 1920 года из 16 тысяч паровозов «здоровых» было лишь 40 процентов, то есть менее шести с половиной тысяч).

Троцкий оценивал этот план как минимальный, заложив порочную традицию «перевыполнения планов», которая вела к нарушению хозяйственных пропорций. Он, однако, утверждал: «Превышение плана отдельными дорогами и отдельными мастерскими нисколько не нарушит его стройности, а только даст возможность сократить срок с 4 1/2 лет до 4-х или 3-х». «Социалистическое хозяйство может быть только плановым, — поучал он в статье, разъяснявшей этот приказ. — Оно основано на строгом учете того, что есть, что необходимо, и того, что мы способны сделать. Приказ № 1042 дает нам такого рода учет». [732]

732

В ценном труде, подготовленном Российским государственным гуманитарным университетом, говорится, например, о плане всеобщей милитаризированной трудовой повинности таким образом, что «душой всего дела стал Троцкий. Под его руководством специальная комиссия начинает разрабатывать стратегию военного штурма мирного строительства» (Наше отечество: Опыт политической истории. Т. 2. С. 80).

Постепенно всему большевистскому руководству, включая, естественно, Троцкого, становилось ясно, что без серьезного поворота политического курса власть оно удержать не сможет.

Профсоюзная дискуссия

Осознание необходимости серьезных изменений давалось непросто. Тупик, в котором оказалась партийная элита осенью 1920 года, растерянность, вызванная неспособностью сохранить эффективное руководство страной, несмотря на террор и экономические диктаторские меры, отразились в острой дискуссии, которая по форме была посвящена месту профсоюзов, а по существу превратилась в спор, как дальше руководить страной.