Левая политика, № 23 2015. Россия, Украина, Новороссия
Шрифт:
Ища принципиальные и организационные основы нового социального государства, необходимо детально изучить советский опыт, как единственный законченный некапиталистический проект экономической и социальной модернизации, не-буржуазный тип социального государства. Буржуазная пропаганда превратила СССР в символ тоталитаризма, социального и экономического убожества. Но в результате недовольство российского общества антисоциальными реформами всё чаще провоцирует мифы о советском периоде как о золотом веке. Свойственна идеализация всего советского и украинским повстанцам Юго-Востока. Российские идеологи в качестве аргумента в защиту неолиберальных реформ повторяют рассказы о сталинских репрессиях и дефиците потребительских товаров в позднем СССР. Однако Советский Союз сегодня не нужно ни любить, ни ненавидеть, его нужно изучить и отпустить в прошлое, бережно используя его ценнейший опыт для построения будущего.
После трёх веков существования национальных государств пора наконец понять, а что такое нация в нашем, таком глобальном мире? Обязательны ли государственные границы для сохранения национальной идентичности, каковы критерии начала и конца национального строительства? Насколько и когда допустимо вмешательство других государств в этот процесс? Стоит ли защищать национальные интересы до последней капли крови, или есть что-то превыше их? И что вообще такое — национальные интересы, предательство или защиту их, гибель или рождение нации мы наблюдаем сегодня на Украине? Чем консолидируется нация, что воплощает в себя национальное? Если народ стремится стать источником власти, если он встаёт на защиту своих интересов, то именно народ является субъектом национального строительства и творцом национальной идентичности. И первичными должны быть права и благо народа, а они не всегда автоматически гарантируются созданием новых государственных границ. Но и суверенитет государственной власти также далеко не всегда гарантирует защиту народных интересов.
Неплохо бы разобраться и с пресловутыми западными ценностями. Если под ними понимаются ценности Просвещения, свободы и разума, так у Запада нет на них монополии и эксклюзивных прав решать, какая страна является демократичной, а какая нет. И принципиальное значение этих ценностей именно в их универсальности, всеобщности.
Не стоит путать ценности, выстраданные великими гуманистами, с деловыми интересами западных держав. По умолчанию предполагается, что западными ценностями являются правовое государство, свобода и демократия. Но разве они сегодня положены в основу политики стран Запада в качестве базовых принципов? Во внешней политике это опровергают, как минимум, действия США и Евросоюза в отношении Ирака, Палестины, Югославии, Греции и сегодня — Украины. Внутренняя политика западных стран сегодня по сути своей антисоциальна, направлена на последовательное сокращение социальных прав и повсеместно вызывает недовольство и протест граждан. Сегодня этикетку «западные ценности» мировые капиталистические лидеры наклеивают на тот набор тактических мер, которые в наибольшей степени отвечают их экономическим и политическим интересам, как правило, совпадающим с интересами крупного капитала. Это очень похоже на то, как производители фастфуда наклеивают этикетки «деликатес», «изысканное лакомство», «торжество вкуса» на коробки с жареной картошкой и гамбургерами.
В этой связи актуальнейшим для прогрессивного преобразования современного мира является вопрос о том, насколько реальна и насколько морально оправдана так называемая мировая гегемония, как заставить мировую дипломатию быть по-настоящему справедливой?
Семь вопросов, как семь нот, разом звучат в украинской трагедии. От того, в какую мелодию они сложатся, зависит судьба Украины, России, Европы. Всего мира.
Заблудившаяся революция
(украинский кризис и гражданское общество России)
Андрей Коряковцев
Не ищущий причин
становится рабом следствий.
Сейчас можно констатировать с полной уверенностью, что на Украине произошли два гражданских восстания — сначала в Киеве, потом, как реакция на него, на Юго-Востоке. Есть смысл говорить об участии в них спецслужб и спонсоров, в том числе и иностранных, но только если при этом подразумевать только степень их вмешательства. Никакие спецслужбы и внешние спонсоры не были непосредственной причиной произошедшего и не смогли бы добиться такой массовости, самопожертвования и страстности, какими сопровождались эти выступления. Любое внешнее влияние лишь тогда достигает успеха, когда ему удаётся совпасть с какой-то общественной потребностью, независимо от него сформировавшейся. Оно может исказить её проявление или даже подчинить её себе. Но породить самую потребность оно не в состоянии.
В киевское восстание — Майдан — были вовлечены по преимуществу горожане, выходцы из самых разнообразных социальных слоёв, от студентов, люмпенов и рабочих до мелкой, средней и крупной буржуазии. Позже в нём стали участвовать жители западных областей Украины. Идейно Майдан так же не был однородным, отражая все фетиши и предрассудки гражданского общества постсоветской эпохи. Он был и левым и правым одновременно. В сознании его сторонников объединялись лозунги самоуправления, коммунизма, евроинтеграции, национал-демократии и ультранационализма. Казалось, что противостояние режиму Януковича делает различие этих лозунгов и программ не существенным. Трагические последствия этой эклектики стали ясны только потом. Но люди, собиравшиеся на киевском Майдане с ноября 2013 по февраль 2014 года, никак не могли их предугадать. Перед ними стояла простая практическая цель: смена власти во что бы то ни стало, даже ценой временного союза со своими идейными противниками.
Эта многоцветная общегражданская тенденция на Майдане исчезла полностью, когда его цель оказалась достигнута и Януковича изгнали. С конца февраля 2014 года влияние на Майдане перешло в руки «Правого сектора» и других националистических группировок, благодаря упорству которых он и победил. Но, позиционируя себя как «революционную силу», в действительности они уничтожили революционный потенциал Майдана, удовлетворившись бегством «Яныка» и не делая ничего для разрушения старых механизмов перераспределения власти Её социальный характер не изменился: она осталась в руках всё той же обуржуазившейся номенклатуры, обретшей власть и собственность после развала СССР. Произошла только смена правящих элит: теперь государство стало контролироваться представителями крупного торговоспекулятивного капитала, всецело зависимого от капитала западного. Сохранившая прежний состав Верховная Рада — политический инструмент легитимизации господства олигархата и плоть от плоти режима Януковича — оказалась способной действовать только на углубление общественного раскола. Она стала похожа на петроградское Учредительное Собрание в 1918 году, которое так же не отражало новый расклад политических сил и именно поэтому мешало развитию революционного движения, способствовало реакции, войне. Только Верховную Раду Украины, в отличие от петроградской «Учредилки», некому было разогнать.
Окажись Майдан революционным, то есть измени он механизм смены власти, как это сделали в своё время якобинцы и большевики, то правительство, избранное под его давлением. обладало бы нравственным превосходством над политическими противниками и моральным правом применить против них насилие. Если бы и в этом случае возникли сепаратистские/федералистские движения, то они — пророссийские Крым и Юго-Восток — предстали бы в виде контрреволюционной Вандеи, тем более что их поддержало консервативное российское государство, преследуя свои геополитические цели.
Но таких — подлинно революционных — Майдана и правительства в
Киеве так и не появилось. А на фоне тех, которые возникли, федерализм/ сепаратизм на Украине обрёл иное социальное содержание. К нему перешло решение революционных и общенациональных задач Майдана. Вот почему называть «революцией» — буржуазно-демократической или какой-либо иной — произошедший в феврале на Украине переворот — значит либо незаслуженно льстить ему, либо дискредитировать само понятие революции.
Оставшийся нетронутым парламент Украины сформировал новое правительство, способное к чему угодно, только не к революционному преобразованию общества. Оно провозгласило прозападный неолиберальный курс и косвенно или прямо стало поощрять массовый украинский национализм, продолжив линию, намеченную ещё «оранжевым» правительством В. А. Ющенко. Майдан же превратился в толпу, так или иначе подконтрольную правительству и требующую потопить в крови возникшее федералистско/сепаратистское движение на русскоязычных окраинах. То есть он сам стал контрреволюционным. Так едва наметившаяся революция потрясающе быстро под аплодисменты российской либеральной и отчасти даже левацкой общественности выродилась в поддержку государственного компрадорства и в империализм регионального масштаба. Это не ново: практическое компрадорство часто сопровождается националистической и патриотической фразой. Так часто случалось и в новейшей истории России.
Возникший на Украине правовой вакуум заполнили БТРы и спецназ расторопного восточного соседа. Его «вежливой» наглости официальный Киев не смог противопоставить ничего, кроме упрёков в «империалистической агрессии», бессильных и бессмысленных на фоне его собственного лицемерия. Болтая о демократии, он отказался от самой возможности референдумов в восставших регионах, а настаивая на защите независимости страны, он поставил Украину в тесную экономическую и политическую зависимость от ЕС и США, причём зависимость для её экономики в данных условиях разрушительную. Чтобы оценить степень этой угрозы для украинского суверенитета, нужно учесть, что ЕС де-факто является конфедерацией, государственным образованием, имеющим общие государственные органы и прочие единые атрибуты государственности. Страна, присоединяющаяся к ЕС, утрачивает часть своего суверенитета. Граждане Украины, поддержавшие прозападный курс своего правительства, покончили с реальной «не-залежностью» страны и объективно способствовали разрастанию в ней сепаратистских тенденций. Тем самым сторонники «единой Украины» противопоставили себя Украине независимой, и реальная украинская «незалежность» парадоксально, но с необходимостью, стала проявлять себя в сепаратизме.