Лифт
Шрифт:
Лишь по ночам он просыпался от собственного крика, потому что снова и снова видел маленькие детские ладошки подо льдом. После этого остаток ночи он мучился бессонницей. Совесть грызла его за то, что он не смог ничего предпринять тогда, в шестьдесят восьмом. Оправдывая себя шоковым состоянием, детской слабостью и незнанием, как поступать в такой ситуации, Лев Карлович проводил остаток ночи на кухне, попивая кофе из фарфоровой чашечки. Но, со временем, он научился справляться и с этой проблемой. Сто граммов коньячку за ужином делали свое дело: Лев Карлович спал спокойно и безмятежно, словно младенец. Детские ладошки подо льдом отступали на задний план. Их место занимали вечно ленивые студенты, выпрашивающие очередную тройку автоматом. Размеренное течение жизни лечило детский кошмар, пережитый в одиннадцать лет.
Очнувшись от мыслей, Лев Карлович вздохнул и передернул плечами. На улице было прохладно.
В кожаном портфеле лежал набор одноразовых носовых платочков. Сложить их в несколько раз и положить вместо стелек собирался Лев Карлович, чтобы хоть немного повысить их непромокаемые свойства, когда из открытого кармашка вдруг вывалился смартфон. Он был не новой модели, поэтому падение в мокрый снег не грозило ему грандиозной поломкой. Но, со свойственной старикам трепетностью к вещам, он поднял его и начал тщательно вытирать бумажным платочком. Любой подросток на его месте протер бы экран рукавом и убрал обратно в сумку. Но щепетильный Лев Карлович тщательно промокнул каждый уголок, чтобы вода не затекла внутрь и не помешала работе телефона. Экран озарился ярким светом, когда он, похоже, случайно нажал на единственную кнопку в центре.
– Работает, - выдохнул Лев Карлович и тут же его скрутил милиционер, который уже давно наблюдал за подозрительным стариком, вышедшим из подъезда и так внимательно глядевшим вслед ватаге из четырех мальчишек.
* * *
– Молодые люди, при всем моем уважении, я не понимаю, по какой причине я оказался в вашей каталажке, - терпеливо в очередной раз повторял Лев Карлович молоденькому лейтенанту.
Поначалу отношение к нему было, как к американскому шпиону. К нему обращались исключительно непечатными словами и на "ты". Но вежливость заведующего кафедрой математики взяла свое. Спустя несколько часов в милиции с ним стали разговаривать гораздо уважительнее.
– Следователь вылетел прямым рейсом из Москвы, ему расскажете, что вы ничего не понимаете, - отвечал ему лейтенант Федосеенко, постукивая карандашом по деревянной столешнице.
Он попал на службу прямиком из училища, и задержание американского шпиона сулило ему почти мгновенный скачок по карьерной лестнице, о котором он так сильно мечтал. С самого раннего детства лейтенант желал приносить пользу обществу. Мечтал ловить преступников, раскрывать сложные дела и получать повышение за повышением. Но вот уже три года подряд он ходил на работу каждое утро и ни разу начальство не доверило ему ни единого дела. Он с раннего утра до позднего вечера сидел в кабинете с оперативниками и заполнял целые кучи бумажек и актов, которые ему "спускали сверху". Принимал заявления от населения. Поднимал архивные дела по просьбам старших следователей. Изредка выезжал на место происшествия, опросить местных бабушек. Служба его была нудной и однообразной, тянулась словно резина. Каждый день походил на предыдущий, словно близнец. И лейтенант терпеливо ждал свой собственный звездный час, когда он сможет стать полноценным защитником общества.
Сегодня он наступил.
Утром он, как обычно поцеловал жену на прощание, и пошел на службу. Но по пути его внимательный взгляд уловил что - то странное в немолодом мужчине, который стоял у подъезда типовой девятиэтажки и, щурясь на весеннем солнышке, следил за четырьмя парнишками, живущими в этом доме. Лейтенант Федосеенко прекрасно знал этих ребят. А кто их не знал? Их предводитель, Левка, местный тимуровец. И бабушек через дорогу переведет, и скамейки починит, и за соседскими малышами в песочнице последит, когда взрослые очередь за молоком и творогом стоят. Очень доброжелательный и смышленый мальчишка. Лейтенант Федосеенко часто посмеивался над ним: "Левка, ты, наверное, строителем станешь! Ох и рукастый ты парень!". Но тот серьезно отвечал, что еще не планировал свою жизнь так далеко. "Мне б змея самому запустить этим летом, а там посмотрим, дядь Лейтенант!". Дядей Лейтенантом его называли все дети. Почитав сказку о Дяде Степе, весь двор нисколько не сомневался, что она списана именно с дяди Лейтенанта. Он был добр и открыт по отношению ко всем простым гражданам. Но с преступившими закон разговор у него складывался иной.
Сейчас в городе была очень опасная обстановка для ребят. Некоторое время назад на остановке возле музыкальной школы неизвестный застрелил девочку - восьмиклассницу. Она отыграла свой урок и, сославшись
Её хоронили в открытом гробу в белоснежном свадебном платье, которое предоставило швейное ателье в память о несчастной убиенной. Глаза девочки были закрыты, но этот страшный вопрос непонимания отражался маской на её теперь навсегда умиротворенном лице. Она была как живая. Такая красивая и загадочная в платье, которое она могла бы надеть через несколько лет при совсем других обстоятельствах. Лейтенант Федосеенко стоял в первом ряду, прямо позади убитых горем близких родственников, которые в рыданиях бросались на колени перед гробом. Мама девочки выла от боли, проклиная того, кто сделал это с её ребенком. Сжимая в руках шесть мятых гвоздик алого цвета, Лейтенант не отрываясь смотрел на тело девочки - восьмиклассницы, которая через полгода должна была закончить школу и шагнуть во взрослую жизнь. Несправедливость и несовершенство мира, в котором им всем приходилось жить, угнетали. Он раздумывал о том, что могла она чувствовать, о чем думала и чего хотела в последний миг своей жизни. В тот самый момент он поклялся себе, что приложит все силы для того, что преступник понес достойное наказание.
На похоронах присутствовал весь город. В тот день закрылись магазины и заводы, детские сады и школы. Люди шли бесконечной вереницей с цветами, свечами и иконами в руках. Ползли старушки, опираясь на свои трости и палки. Плакали маленькие дети, не понимая того, что происходит. Крепко держа за руку дочерей, шли мужчины и женщины. И каждый думал лишь о том, что преступник находится сейчас в этой процессии. И они были правы. Такой же, как и они все, он шел с цветами в левой руке, а в правой крепко сжимал ладошку своей дочери, которая боялась точно так же, как и весь город. Он ничем не выделялся из толпы таких же родителей, каким был он сам.
– Пап, может мне бросить музыкалку, пока преступника не посадят?
– шепнула она отцу на ухо.
– Пожалуй, милая, тебе придется некоторое время позаниматься дома, - согласился он. Его жена только кивнула, в очередной раз мысленно поблагодарив небеса за то, что он послал ей такого чудесного мужчину.
Таких страшных дней тихий провинциальный городок не переживал уже много лет. Абсолютно все семьи, имеющие несовершеннолетних детей, ограничили их передвижение и по возможности сопровождали даже в школу. Передвигаясь по городу небольшими группами и короткими перебежками, люди боялись даже собственной тени. Каждый день эта история обрастала новыми слухами. От семьи к семье блуждали самые дикие предположения, вплоть до того, что "пианист", как окрестила маньяка местная газета, убивает детей только из музыкальной школы. И только по половому признаку. Одетых в красный свитер. С фамилией на букву "Б". Они выдвигали новые страшные версии. Одной из них была легенда, что следующей его жертвой станет девочка с фамилией на букву "В", которая обучается в группе арфисток. Мариночка Верховская, единственная арфистка с подходящей фамилией, была под постоянным пристальным вниманием со стороны органов, прессы и, конечно, семьи, которая выпускала дочь на улицу только в сопровождении старшего брата и отца.
С каждым днем тетушки - сплетницы распускали всё новые слухи. Телефон в милиции не смолкал. Население жаловалось на неопытных оперативников, на страх за жизни своих детей, на каждого мужчину, казавшегося им подозрительным. Обрабатывать каждый запрос милиция не успевала физически. Штатный состав не был рассчитан на такое количество обращений. Дежурная часть буквально разрывалась. Начальство закрывало глаза на прямое нарушение устава, ведь оперативники начали ездить поодиночке на каждый вызов. Каждый рисковал собственной жизнью, выезжая на очередной вызов. Каждый вызов для любого из них мог стать последним, ведь неизвестно, где сейчас был маньяк и каковы были его планы на будущее.