Лифт
Шрифт:
– Я представился вам как лейтенант Федосеенко. Назовите мои имя и фамилию, - спросил он.
– Я не знаю, дядь Лейтенант. Мне всего одиннадцать. Мы с ребятами не спрашивали. Вы сами нам не говорили. А потом уже не довелось узнать. После трагедии я стал затворником.
Федосеенко внимательно посмотрел на седого мужчину. Он действительно выглядел как профессор, но не как маньяк, стреляющий из обреза по девчонкам - восьмиклассницам.
– Дело школьного мясника кто раскрыл?
– задал он контрольный вопрос.
– Пока что никто. Но следователь из Москвы уже вылетел. Его натолкнет на мысль именно оружие, из которого стрелял этот ненормальный. А там на месте уже обрез и найдут. Дело громкое, его подробности каждый житель Котласа знать будет. Судебное разбирательство проводить будут открыто в Доме Культуры. Люди потребуют высшей меры. Преступника расстреляют. Следователя повысят. А тебя - нет. Но прошлое так легко меняется, верно, дядь Лейтенант?
* * *
Саша периодически нарушала строгую дисциплину, которая царила на каждом занятии. Но ведь это так по - девчачьи, когда кажется, что если не поделиться с подругой сейчас, то через десять минут буквально разорвет от желания рассказать очередную новость. Поэтому она тихонько шепталась со своей лучшей подружкой Ленкой Шевцовой именно сейчас. Девчонки спрятались на задней парте за спинами однокашников и показывали друг другу записки, от которых хотелось рассмеяться во весь голос. Не скрываясь от остальных, вполголоса Саша рассказывала о своем друге Володьке, с которым они гуляли вчера вечером допоздна. Саша нарушила строгий запрет родителей, которые велели в девять быть дома и теперь была наказана на целый месяц. Отец велел сидеть дома, а выходить можно только в школу и в музыкалку.
– Безручко и Шевцова! Если вам не интересно, то мы с вами попрощаемся гораздо раньше, чем вы окончите класс фортепиано!
Услышав гневный оклик, девочки мгновенно выпрямились и приготовились внимательно выслушать, что им скажет Елизавета Тарасовна. Их преподаватель была молоденькой симпатичной девушкой, но ничуть не менее строгой, чем преподаватели в возрасте. Спуску детям в музыкальной школе не давал никто. Каждая стремилась вырастить из своих учеников целый класс виртуозов.
Но неожиданно на этом вся её тирада закончилась.
– Жду вас послезавтра в то же время, а сегодня мы с вами прощаемся, - нараспев произнесла она своим чудесным голосом.
– Девиз?
– Обучение в школе ничто без репетиций дома!
– нестройным хором громко откликнулся класс из девяти учеников.
Елизавета Тарасовна с мягкой улыбкой сдержанно кивнула и первой покинула аудиторию. Она была такая чудесная, что Саше хотелось в чем - то брать с нее пример. Статная, подтянутая, высокая, всегда строго одетая и с волосами забранными в идеальный пучок, она сама была похожа на точеный музыкальный инструмент, только что вышедший из рук мастера. Похожая на скрипку она, как ни странно, преподавала клавиши. И это, похоже, было её призванием. Когда она садилась за инструмент рядом с учеником, оставшиеся, словно завороженные, наблюдали за её игрой. Елизавета Тарасовна была очень талантлива.
Глядя, как она выходит за дверь, Саша тоже распрямила плечи и, пытаясь скопировать её походку, вышла следом. Ленка копалась где - то позади.
Спустя пару шагов с шумом и гамом Сашу обогнали мальчишки. В классе фортепиано их было четверо. Но они были такими малышами для восьмиклассницы Александры. Её Володька был десятиклассником, а как здорово он играл на гитаре хиты Высоцкого! Все девчонки завидовали черной завистью! Она вышла на крылечко школы и мечтательно вздохнула. Этот парень не выходил из её головы. Ленки всё не было. И Саша решила её не ждать, чтобы скорее увидеться с Володькой. Он обещал сегодня встретить её на ступенях возле школы, поэтому Саша несколько минут растерянно оглядывалась, пытаясь увидеть его широкую улыбку в темноте. Но его нигде не было.
Волнуясь, куда он мог подеваться, она решила идти навстречу.
Она шла домой очень аккуратно. На прошлой неделе снег немного подтаял, а сейчас снова ударили десятиградусные морозы. Дорога превратилась в сплошной каток. Дворники работали в меру своих сил, посыпая тротуар песком, но за день он так растаскивался подошвами сапог, что к вечеру нормально передвигаться можно было разве что на коньках или лыжах.
Музыкальная школа стояла в отдаленном тихом районе. Оттуда до дома можно было добраться только на автобусе. Обычно Саша ездила с Ленкой. В последнее время её стал забирать Володька, провожая до подъезда. Родители были против общения дочери с местным балагуром и донжуаном, поэтому ребята общались втихую, скрывая свою дружбу от близких и прощаясь на втором этаже, хотя девочка жила на третьем.
Саша глянула на часы. Начало восьмого. Автобус только что ушел. Следующего ждать придется двенадцать минут. Она повернулась к скамеечке на автобусной остановке, чтобы сложить туда свою сумку с нотными тетрадями, как внезапно почувствовала резкую боль в подреберье и упала на колени. Где - то вдалеке раздался звук, будто кто - то выбивал ковер. Но дальнейших хлопков не последовало.
"Не может быть! У меня никогда раньше не болело сердце!" - подумала девочка и плашмя рухнула на проезжую часть. Из - под теплого серого драпового пальто, перешитого из бабушкиного, на снег ручейком вытекала алая кровь. От её тепла в морозном воздухе растворялся легкой струйкой дымок. Это было последнее, что увидела Саша перед тем, как покинуть этот мир.
* * *
Лев Карлович никогда раньше не сидел в "Запорожце". У его отца были "Жигули", которые вечно ломались, а сам он как только смог накопить на машину, приобрел себе вместительный внедорожник, который позже поменял на более дорогой и навороченный. После отцовской машины сам он недоверчиво относился к советскому автопрому, поэтому принципиально откладывал больше половины зарплаты каждый месяц, чтобы купить без кредитов и рассрочек себе элитную машину, в которую будет не стыдно посадить любимую Таисию.
Всё в жизни бывает в первый раз. Сегодня он с трудом втолкнул себя внутрь белого "Запорожца" и попытался уютно устроиться на сиденье. Когда с пятой попытки ему это не удалось, он успокоился, решив, что неплохо уже то, что он сидит в машине, а не стоит в своем продуваемом легком пиджаке на апрельском пронизывающем ветру. Его запястья сковывали ледяные металлические оковы, прямо под часами, с которыми поминутно сверялся Лев Карлович. Лейтенант Федосеенко наотрез отказался их снимать, напоминая о том, что "пианист" всё еще на свободе и всё еще очень опасен.
Лейтенант ехал строго туда, куда указывал ему Лев Карлович и лишних вопросов не задавал. На беседу он был категорически не настроен, как и его попутчик. Они ехали в полной тишине, если не считать редких реплик Льва Карловича.
– Налево, - командовал Лев Карлович, и Лейтенант молча поворачивал.
Наконец, машина остановилась.
– Дальше снег не растаял. Застрянем, - сказал Федосеенко и заглушил двигатель.
– Значит идем по тропинке вдоль реки. Они уже там. Выявляют очередность прыжков на лед. Спорят на камень - ножницы, - сказал Лев Карлович, снова взглянув на часы.