Линни: Во имя любви

Холман Линда

Мне вспомнились Парадайз-стрит и ребенок Элси, умерший от передозировки «Успокоительного сиропа матушки Бейли».

— С Дэвидом у меня никогда не было таких проблем, — сказала я. — Мне очень повезло.

Мэг прикоснулась к кальяну.

— Ну, тогда ладно. Но, послушай, это не лекарство, а скорее развлечение. Иногда я делаю пару затяжек днем, когда все спят. Почти все мои друзья в Лакхнау курили опиум. Мы называли его «Восторг мечтателя». Почему бы тебе не зайти ко мне на следующей неделе и не попробовать?

— Я не уверена…

— Давай же, Линни, разве ты не одна

из мэм-саиб, которой до смерти надоело сидеть целыми днями взаперти в огромном доме? Неужели тебе не хочется немного развлечься?

Я посмотрела в ее зеленые глаза, окруженные тяжелыми, припухшими веками. Ее немигающий взгляд странно притягивал.

— Хорошо. На следующей неделе. Но, Мэг, — предупредила я, — я попробую только один раз.

Она медленно кивнула. Я видела, что Мэг больше не была той женщиной, какой она мне запомнилась, — отважной и жизнерадостной, импульсивной и откровенно выражающей свои мысли. Теперь она стала точно такой же усталой и апатичной, как и все остальные англичанки, которые провели слишком много времени под индийским солнцем.

Глава тридцать пятая

В следующий вторник я сидела в гостиной у Мэг, слушая шорох качающейся над головой панкха. Мне не следовало приходить. Но сегодня наш дом казался еще более затхлым и безжизненным, чем обычно. Сомерс на две недели уехал на охоту, а Дэвид проводил б'ольшую часть времени на веранде вместе с Малти. Сегодня он играл со своей небольшой коллекцией барабанов и тамтамов, и каждый удар палкой по туго натянутой козлиной коже болезненно отзывался у меня в голове. Даже тиканье часов на каминной полке казалось неестественно громким, и мной овладело непреодолимое желание сбежать из этой мрачной тюрьмы, которой я теперь считала свой дом. Я послала чапраси с запиской к Мэг, и она вскоре ответила, что будет рада меня видеть. Теперь она медленно вошла в гостиную. Мэг улыбалась, и от этого ее скулы выпирали еще сильнее. Но сегодня улыбка была той самой, известной мне еще со времен нашего знакомства у Уотертоунов. Это меня обрадовало. Возможно, мое первое впечатление оказалось ошибочным. Сегодня Мэг вела себя совсем по-другому, была внимательной и отзывчивой.

— Линни! Я так рада, что ты решила ко мне заглянуть, — сказала она. Ее глаза сияли.

— Ты точно ничем не занята? — спросила я. — Я понимаю, что должна была послать записку еще вчера, но…

Мэг пренебрежительно махнула рукой.

— Занята? Чем тут можно заниматься? Садись рядом.

— Мэг, мне о стольком хочется тебя расспросить, особенно о твоих путешествиях с мистером Листоном. Ты, должно быть, столько всего повидала.

Но она снова отмахнулась, словно я заговорила о каких-то пустяках.

— Нельзя всю жизнь провести в разъездах. Ты, несомненно, уже поняла, что всех наших усилий едва хватает на домашние дела.

— Но разве ты больше не пишешь свою книгу об индийских храмах? А как же твои зарисовки местных обычаев? Мне казалось, что ты так увлечена…

Мэг внезапно погрустнела, но только на

миг.

— Я уже почти забыла о них. Надо же, а ты все еще помнишь эти глупые идеи! — Она пожала плечами. — Тогда я была молодой и впечатлительной, но с тех пор прошло уже столько времени.

— Всего шесть лет.

— Для англичанки шесть лет в Индии — это все равно что двенадцать лет на родине. Конечно же, ты тоже изменилась, Линни. Разве ты сейчас ничем не отличаешься от той девушки, какой ты была, как только сюда приехала?

Я утвердительно кивнула головой.

— Вот и ладно, — сказала Мэг почти торжествующе, словно этот факт ее обрадовал.

Она пододвинула небольшой бамбуковый столик к дивану и поставила на него кальян. Рядом с кальяном Мэг положила шкатулку из мангового дерева, поставила небольшую масляную лампу, которую взяла со стола в углу, и зажгла фитиль.

— Вот, теперь все готово, — произнесла она.

Мэг хлопнула в ладоши, подзывая мальчика, стоявшего у двери.

— Скажи повару, чтобы приготовил чай и принес его сюда, да побыстрее, — распорядилась она.

Мальчик поклонился и исчез за дверью.

— Потом нам ужасно захочется пить, — объяснила Мэг.

— Следи за мной, а потом повторяй, — продолжила она. — Некоторым сначала кажется, что они оказались в бурном море, но это скоро проходит. Не обращай внимания и расслабься.

Она улыбнулась.

Затем Мэг вынула длинную шпильку из своих неаккуратно уложенных белокурых волос и наколола на ее кончик крохотный черный шарик опиума. Какой-то миг она держала его над пламенем лампы, а когда опиум размягчился — поместила в небольшое отверстие кальяна и взяла в рот мундштук. Послышалось громкое шипение, пока Мэг делала глубокую затяжку, затем стало тихо — она задержала дыхание. Неожиданно она выпустила из ноздрей длинную струю дыма. Он медленно окутал мою голову, и я вдохнула его темный, сладкий, немного гнилостный аромат.

Мэг положила голову на диванную подушку, не выпуская мундштука из руки. Она глядела на что-то, недоступное моим глазам.

Я ждала довольно долго.

— Мэг? — позвала я шепотом.

Ее глаза моргнули, затем взглянули на меня. От радужной оболочки остались только зеленые ободки вокруг огромных, расширенных зрачков.

— Можно теперь мне попробовать, Мэг?

Она молча и с трудом приготовила для меня кальян. Я взяла мундштук и вдохнула теплый воздух, проходящий через шарик опиума. Дым мягко вползал в мои легкие. У меня сразу же закружилась голова, но это было довольно приятно.

Спустя целую вечность я услышала доносящиеся издалека собственные слова:

— Да, теперь я понимаю.

Время превратилось в туманный сумрак, все время складывающийся в бесконечный, постоянно меняющийся хрупкий узор. Я стала одним из кусочков цветного стекла, заключенных между зеркалами игрушки, в которую я смотрела в детстве в пыльной лавке «Подержанные товары Армбрустера» в Ливерпуле.

Я была всего лишь крохотным кусочком слюды, скользящим в общем рисунке, изменяя бесконечный узор. Мне показалось, что в моих венах бьется сама жизнь, и это ложное впечатление захватило меня.