Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
— Начинайте же скоре, — воскликнудъ Ліонель, при чемъ Сесиль, вся похолодвъ, замтила, что его лицо страшно измнилось, и глаза стали блуждать. — Я васъ выслушаю, и если все окажется правдой, то клянусь, что моя месть…
— Нтъ! Нтъ! Нтъ! — вскричала встревоженная Сесиль. — Не останавливайтесь здсь, Линкольнъ! Вы не въ состояніи будете выдержать такую сцену!
— Я все буду въ состояніи выдержать!
— Вы преувеличиваете свои силы, Линкольнъ. Подумайте о своей безопасности! Отложите до другой, до боле счастливой минуты. Вы и безъ того все узнаете. Я ручаюсь вамъ, я, ваша жена, что вамъ все будетъ разсказано.
— Вы ручаетесь? Вы, Сесиль?
— Съ тобой говоритъ отпрыскъ Джона Лечмера, и ты уже готовъ развсить уши, — съ саркастической улыбкой проговорилъ Ральфъ. — Правда, ты не годишься для сцены на кладбищ. Теб бы только фигурировать на брачномъ пиру.
— Повторяю, я все могу выдержать, — съ твердостью отвчалъ Ліонель. — Я сяду вотъ на этотъ скромный надгробный камень и буду слушать все, что вы мн будете разсказывать, хотя бы легіоны мятежниковъ пришли сюда и насъ окружили.
— Какъ! Неужели ты устоишь противъ умоляющихъ взглядовъ любимой женщины?
— Устою, разъ этого требуетъ сыновнее чувство.
— Хорошо сказано. И награда не замедлитъ. Не гляди на эту сирену, а то твоя ршимость можетъ ослабть.
— Это моя жена! — вскричалъ Ліонель, обвивая рукой талію дрожащей Сесили.
— A здсь твоя мать! — указалъ Ральфъ изсохшей рукой на обледенлый бугоръ.
Ліонель не слъ, а скоре упалъ на надгробный камень, о которомъ говорили, упрся локтемъ въ колно, а на руку опустилъ голову и приготовился внимательно слушать. Старикъ улыбнулся довольной улыбкой и слъ на другой надгробный камень, по другую сторону могилы. Онъ подперъ себ лобъ обими руками и такъ сидлъ нсколько минугь, собираясь съ мыслями. Сескль, вся дрожа, присла рядомъ съ Линкольномъ и не сводила съ него глазъ, слдя за перемной въ выраженіи его лица.
— Теб уже извстно, Ліонель Линкольнъ, — началъ Ральфъ, поднявъ голову и взглядывая на майора, — что твой родъ давно уже переселился въ колоніи, ища для совсти свободы и для всхъ справедливости. Ты знаешь, что старшая линія осталась въ Англіи, среди распущенности двора, и очень скоро вся выродиласъ и вымерла, а наслдственныя земли и почести перешли къ твоему отцу,
— Про это въ Массачусетс знаетъ каждая кумушка, — нетерпливо сказалъ Линкольнъ.
— Но кумушкамъ неизвстно, что все это предвидлось заране, и что по этой причин на бднаго офицерскаго сына-сироту многіе родственники смотрли совсмъ другими глазами. Кумушки не знаютъ, что своекорыстная Присцилла Лечмеръ, твоя тетка, готова была перевернуть небо и землю, только бы эти богатства и почести перешли въ ея родъ.
— Это было несбыточно, потому что отъ нея, во-первыхъ, шла женская лннія, а во-вторыхъ, у нея не было сына.
— Человку жадному и черствому все подобное кажется возможнымъ. Ты знаешь, что посл нея осталась внучка. У этой внучки, насколько мн извстно, была мать.
Это сопоставленіе показалось Линкольну убдительнымъ доводомъ, а Сесиль отъ горя и стыда прижаласъ спиной къ плечу мужа.
— Я христіанинъ и джентльменъ, — продолжалъ старикъ. — Боже сохрани, чтобы я сталъ грязнить непорочное имя той, о которой я сейчасъ упомянулъ, то-есть, имя дочери этой преступной женщины. Она была такъ же невинна и такъ же чиста, какъ и то милое существо, которое въ эту минуту дрожитъ подл тебя, Ліонель. Задолго до того, какъ Присциллою Лечмеръ овладла внолн, ея честолюбивая мечта, сердце ея дочери было отдано молодому доблестному англичанину, за котораго она нсколько лть спустя и вышла замужъ.
Сеисль подняла голову, услышавъ этотъ отзывъ о своихъ родителяхъ. Съ ея сердца снята была тяжесть. Она стала спокойно слушать дальше.
— Такъ какь желанія моей несчастной тетки не сбылись, то я не вижу, какимъ образомъ могло все это отразиться на судьб моего отца, — замтилъ Ліонель.
— Сейчасъ ты увидшль. Въ томъ же дом жила другая особа, еще красиве, чмъ дочь Присциллы, такая же, повидимому, чистая, какъ и та. Она приходилась родственницей, крестницей и воспитанницей этой негодной женщины. Твой отецъ влюбился въ нее и женился на ней еще до полученія родового наслдства. Векор родился ты — къ общей радости родителей. Потомъ твой отецъ ухалъ на родину предковъ утверждатъея въ правахъ наслдства, а свою Присциллу (ихъ было, стало быть, дв, и об спятъ теперь вчнымъ сномъ) вмст съ сыномъ оставилъ пока въ колоніи, разсчитывая вернуться и увезти ихъ потомъ въ Англію. Въ Англіи твой отецъ пробылъ два года, которые показались ему за два вка. Хлопоты съ наслдствомъ были долгіе и томительные. Но все кончилось благополучно. Онъ вернулся сюда. Увы! Онъ не нашелъ, своей жены, не нашелъ своей врной и любящей Присциллы.
— Я знаю, — сказалъ Ліонель, — она умерла.
— Мало того, что умерла, — прибавилъ какимъ-то замогильнымъ голосомъ старикъ, — она себя обезчестила.
— Эта ложь!
— Это правда! Святая правда!
— Это ложь! Черная, грязная, подлая ложь, какую только когда-либо выдумывали люди.
— А я теб, говорю, что это правда, молодой безумецъ! Она умерла, давъ жизнь плоду своего безчестія. Когда Присцилла Лечмеръ разсказала мн все это, я ей не поврилъ, потому что въ ея глазахъ свтилось нескрываемое торжество и злорадство. Но тутъ была еще другая женщина, которую нельзя было заподозрить въ пристрастіи, а между тмъ ей были извстны вс обстоятельства. Эта женщина поклялась на Евангеліи, что все это правда. Поклялась именемъ Того, Кто читаетъ во всхъ сердцахъ.
— A кто же соблазнитель? — воскликнулъ Ліонель, невольно отворачиваясь отъ Сесили. — Какъ его имя, чтобы я могъ ему отомстить?
— Ліонель, Ліонель, какъ вы можете этому врить? — воскликнула съ горькимъ плачемъ Сесиль.
— Да какъ же не врить! — сказалъ Ральфъ съ ужасной улыбкой. — Онъ долженъ всему врить, что я говорю. Я все знаю. Разв сцена у смертнаго одра Присциллы Лечмеръ не служитъ доказательствомъ, что мн извстно ршительно все? Отъ тяжкаго удара въ самое сердце твой отецъ потерялъ разсудокъ, и этимъ временнымъ умопомшательствомъ злые люди воспользовались для того, чтобы засадить его въ сумасшедшій домъ. Онъ тамъ пришелъ въ себя черезъ нсколько времени, но интриги и хлопоты Присциллы Лечмеръ сдлали то, что онъ остался на цлыхъ двадцать лтъ.
— Говорите мн все, — сказалъ Ліонель. — Не скрывайте отъ меня ни одной подробности, или ужъ все сказанное берите назадъ.
— Ты узнаешь все, Ліонель Линкольнъ, но только ты долженъ поклясться въ вчной ненависти къ той стран, гд законъ позволяетъ невиннаго, гонимаго человка сажать на цпь, какъ дикаго звря, и доводить его до такого состоянія, когда онъ готовъ проклинать своего Создателя и Творца…
— Клянусь! Десять тысячъ разъ клянусь! Я перейду на сторону мятежниковъ, я…
— Ліонель, Ліонель! Опомнитесь, что вы! — въ ужас вскричала Сесиль.
Въ тотъ моментъ въ селеніи раздались крики, и послышался тяжелый солдатскій шагъ. Ральфъ всталъ и подошелъ къ краю большой дороги. То же сдлали и Ліонель съ Сесилью.
— Его ищутъ, — сказалъ Ральфъ. — Они думаютъ, что онъ имъ врагъ, но онъ поклялся встать подъ ихъ знамена. Такого человка, какъ онъ, они примутъ съ радостью.
— Нтъ, нтъ! Бгите, Линкольнъ, убгайте! Преслдователи найдутъ меня здсь одну, но мой полъ и мое имя меня защитятъ.
Ліонель обнялъ стройную талію своей жены и сказалъ: