Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
— Мы другъ другу не совсмъ посторонніе, молодая леди, — продолжалъ старикъ, — и для васъ далеко не вредно встртить знакомую личность среди царящаго здсь безпорядка.
— Знакомую личность! — повторила Сесиль.
— Да, знакомую, — отвчалъ Ральфъ. — Мы уже видлись и знаемъ другъ друга. Кром того, я вамъ могу сообщить, что уже видлъ сидящими на гауптвахт обоихъ вашихъ спутниковъ.
Сесюь украдкой оглянулась кругомъ и убдилась, что ни Меритона, ни неизвстнаго мужчины съ ней нтъ. Прежде, чмъ она успла что-нибудь сообразить, Ральфъ приблизился къ ней и сказалъ съ чисто придворной вжливостью, такъ не шедшей къ его грубой и небрежной одежд:
— Здсь совсмъ неподходящее мсто для внучки и племянницы англійскаго пэра. Но я въ этомъ селеніи свой человкъ давно. Идите за мной. Я васъ провожу туда, гд вамъ будетъ гораздо приличне оставаться.
Сесиль колебалась, но, видя, что на нее съ чрезвычайнымъ любопытствомъ устремлены глаза всхъ присутствующихъ, робко взяла руку, предложенную ей старикомъ, и ушла съ нимъ не только изъ комнаты, но и изъ дома. Вышли они совсмъ въ другую дверь, не въ ту, черезъ которую Сесиль входила, и очутились на другой улиц, гд было тихо, и не было милиціонеровъ.
— Гд же оба мои спутника? — спросыа Сесиль. — Я безъ нихъ не могу дальше итти.
— Они находятся подъ стражей, — отвчалъ Ральфъ совершенно спокойно, — и вамъ остается одно изъ двухъ: или раздлить ихъ участь, или на время съ ними разстаться. Если же узнаютъ настоящую роль того, кто васъ сюда привелъ, то ему будетъ плохо.
— Настоящую роль?… — повторила Сесиль и опять вздрогнула.
— A какъ же? Разв онъ не врагъ свободы, врагъ упорный и смертельный? Неужели вы думаете, что наши соотечественники будутъ настолько безумны, что позволятъ ему свободно расхаживать по своему лагерю? Нтъ, нть! — прибавшъ старикъ съ торжествующей улыбкой. — Онъ сдлалъ большую неосторожность, явившись сюда, и не избжитъ своей участи. Пойдемте; домъ, куда я васъ веду, находится недалеко отсюда, и если вы пожелаете, вы можете потомъ вытребовать этого человка къ себ.
Сесиль позволила довести себя до уединеннаго дома скромной наружности. У дверей ходилъ часовой. Очевидно, тхъ, кто жилъ въ этомъ дом, стерегли по приказу военнаго начальства.
— Входите! — сказалъ Ральфъ, безъ колебанія отворяя дверь. Сесиль вошла и съ удивленіемъ увидала въ сняхъ другого часового съ ружьемъ. Этотъ часовой и Ральфъ были, повидимому, свои люди, потому что солдатъ съ большой развязностью задалъ Ральфу вопросъ:
— Ну, что, отъ Вашингтона еще не было никакого приказа?
— Нтъ, не было, — отвчалъ Ральфъ, — и эта проволочка наводитъ меня на мысль, что ничего особенно хорошаго ждать нельзя.
Отворивъ другую дверь, онъ обратился къ Сесили и сказалъ:
— Пожалуйте.
Сесиль послушалась и вошла. Дверь сейчасъ же закрылась за нею, но прежде, чмъ молодая женщина успла удивиться или испугаться, она увидала себя въ объятіяхъ своего мужа.
Глава XXXI
— Ахъ, Линкольнъ, Линкольнъ! — вскричала Сесиль, плача и вырываясь изъ рукъ нжно ее обхватившаго мужа. — Въ какую минуту вы меня покинули!
— И какъ же я былъ за это наказанъ, Сесиль! Ночь безумія! Потомъ — утро раскаянія! Я тутъ еще сильне почувствовадъ, какіе узы насъ связыкаютъ… Если только мое безуміе не разорвало ихъ навсегда…
— Я поняла васъ теперь, легкомысленный человкъ, и постараюсь опутать васъ такими стями, какія только можетъ сплести для мужчины женщина. Ліонель, если вы меня вправду любите, какъ я готова врить, то забудемте прошлое. Не будемте его вспоминать. Я не хочу спрашивать у васъ никакихъ объясненій. Васъ обманули, и по вашимъ глазамъ я вижу, что вы теперь опомнились. Поговоримъ о васъ самихъ. Почему васъ сторожатъ здсь скоре, какъ преступника, чмъ какъ королевскаго офицера?
— Дйствительно, я нахожусь подъ усиленнымъ присмотромъ.
— Какъ бы попали къ нимъ во власть? Какъ они смють злоупотреблять до такой степени своимъ преимуществомъ?
— Это очень понятно. Разсчитывая, что вьюга… Помните, какая это была ужасная ночь, когда мы внчались, Сесили?..
— Ужасная! — воскликнула она, вздрагивая.
Вслдъ затмъ она сейчасъ же улыбнулась, какъ бы отбрасывая всякій страхъ и всякую заботу, и прибавила:
— Но только я уже больше не врю ни въ какія предзнаменованія, Ленкольнъ. Если предзнаменованіе и было, то оно уже исполнилось. Я не знаю, придаете ли вы, Ліонель, вообще какую-нибудь цну благословенію души, готовящеіся покинуть тло, но только для меня служитъ большимъ утшеніемъ, что моя бабушка благословила передъ смертью нашъ съ вами неожиданный союзъ.
Не обращая вниманія на то, что Сесиль положила ему на плечо свою руку, онъ вдругъ отодвинулся съ сумрачнымъ видомъ и сталъ ходить до комнат.
— Сесиль, — сказалъ онъ, — я васъ люблю, какъ только можно любить, и охотно готовъ предать ьсе забвенію. Но я не кончилъ своего разсказа. Вы помните, какая была вьюга. Никто бы не ршился тогда выйти изъ дома безъ крайней необходимости. Я задумалъ этимъ воспользоваться и вышелъ изъ города съ парламентерскимъ флагомъ, которымъ разршалось пользоваться Джобу Прэю. Въ своемъ нетерпніи мы увлеклись и зашли черезчуръ далеко. Я, — надо вамъ сказать, Сесиль, — былъ не одинъ.
— Я это знаю, знаю! — воскликнула она, съ трудомъ переводя духъ. — Ну, хорошо: вы зашли черезчуръ далеко?…
— И наткнулись на пикетъ, который не пожелалъ принять королевскаго офицера за юродиваго. Обо всемъ объ этомъ мы забыли… Врьте, дорогая Сесидь: у меня и въ мысляхъ не было васъ покидать. Но сцена, очевидцемъ которой мн пришлось быть… и другія причины… Право, я не такъ ужъ виновенъ…
— Да разв я когда-нибудь сомнвалась въ этомъ, Ліонель? — сказала Сесиль, красня отъ волненія и отъ стыдливаго чувства. — Неужели я бы забыла свое положеніе, свой полъ, свои трауръ и пришла бы сюда, если бы считала васъ человковъ недостойнымъ? Я и не дуиала васъ ни въ чемъ упрекать. Я ваша жена, Ліонелъ, и сочла своей обязанностью быть съ вами въ тотъ моментъ, когда вамъ оообенно необходимо, быть можетъ, женское сочувствіе и женская ласка. Я дала свой обтъ передъ Господнимъ алтаремъ. Могла ли я колебаться выполнить его только потому, что на меня стали бы глядть глаза мужчинъ?
— Нтъ, я сойду съ ума, я лишусь разсудка! — вскричалъ Ліонель, начиная опять ходить огромными шагами по комнат. — Мн временами кажется, что проклятіе, разразившееся надъ отцомъ, готово пасть и на сына!
— Ліонель! — кротко сказала Сесиль. — Такъ ли вы длаете меня счастливой? Такъ ли вы принимаете доврчивую двушку, которая отдала вамъ въ руки все свое счастье? Но я знаю, вы опомнитесь и будете справедливе ко мн относиться. И вол Божіей не будете боле противиться. Васъ, вроятно, подозрвають въ томъ, что вы явились въ американскій лагерь съ преступной цлью? Нетрудно будетъ убдить американскихъ вождей, что вы на такую низость не свособны.