Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
Ральфъ не далъ часовому долго раздумывать, сдлалъ ему дружескій знакъ рукой въ вид прощанья и вышелъ изъ сней вмст съ обоими своими спутниками. У выхода изъ дома ихъ встртилъ другой часовой, загородившій имъ дорогу и рзко обратявшійся къ Ральфу:
— Что все это значитъ, старикъ? Васъ тутъ чуть ли не цлый взводъ: одинъ, два, трое. Чего добраго, среди васъ находится и самъ нашь плнный офицеръ. Говорите-ка, старина, говорите: кто да кто съ вами? Вдь васъ, говоря по правд, многіе и то ужъ подозрваютъ, будто вы шпіонъ генерала Гоу. Васъ недавно видли въ совсмъ неподходящей компаніи и уже поговариваютъ, что васъ самого пора посадить подъ замокъ.
— Слышите, господа? — со спокойной улыбкой обратился Ральфъ къ своимъ спутникамъ. — Вотъ что значитъ не наемникъ, а сознательный борецъ за свободу! Какъ онъ остороженъ и бдителенъ! Ну, разв найдутся въ королевскихъ войскахъ такіе врные часовые? О, свобода, свобода! Какія чудеса ты длаешь съ людьми!
— Ну, ужъ ступайте, — сказалъ часовсй, забрасывая ружье за спину черезъ плечо. — Если бы что-нибудь у васъ тамъ случилось нехорошее, про то зналъ бы часовой, которыц въ самомъ дом, и не пропустилъ бы васъ.
Часовой снова сталъ мрно прохаживаться взадъ и впередъ, мурлыкая «Янки-дудль», а Ральфъ и его спутники быстро пошли по улиц, желая какъ можно cкope удалиться отъ дома. Когда они завернули за уголъ на другую улицу и были уже довольно далеко, Ральфъ подошелъ ближе къ Ліонелю и съ торжествомъ проговорилъ вполголоса, сжимая кулакъ:
— Я его теперь держу вотъ какъ! Теперь онъ уже не опасенъ! За нимъ надзирають три неподкупныхъ патріота!
— Про кого вы говормте? — спросилъ Лірнель. — Кто этотъ вашъ плнникъ, и какое преступленіе онъ сдлаіъ?
— Я говорю про того, кто только по виду человкъ, а на дл лютый зврь. Про тигра въ человческомъ образ. Но онъ у меня въ рукахъ, — повторилъ старикъ съ довольной улыбкой, видимо, шедшей изъ глубины души. — Это такая собака, такая собака!.. Дай Богъ, чтобы онъ до самаго дна самъ испилъ чашу рабства.
— Послушайте, старецъ! — сказалъ съ твердостью Ліонель. — Я пошелъ съ вами въ тотъ разъ сюда изъ самыхъ непредосудительныхъ побужденій, — это вамъ лучше, чмъ кому-нибудь, извстно. Я послушался васъ, находясь во временномъ затемненіи разсудка вслдствіе разныхъ причинъ. Я забылъ тогда клятву, которую только что далъ передъ алтаремъ, беречь и защищать вотъ это слабое, непорочное существо. Теперь заблужденіе разсялось. Въ эту минуту мы съ вами разстаемся навсегда и никогда больше не увидимся, если вы сейчасъ же, немедленно, не исполните тхъ торжественныхъ общаній, когорыя вы подтверждали мн нсколько разъ.
Торжествующая улыбка, придававшая лщу Ральфа противное выраженіе, разомъ исчезла. Онъ внимательно и спокойно выслушалъ Ліонеля и уже собрался отвчать, но тутъ вмшалась Сесяль и сказала дрожащимъ голосомъ:
— Не надо останавливаться ни на одну минуту. Едемте куда угодно, только не будемте здсь задерживаться. За нами, бытъ можетъ, уже гонятся. Я могу идти съ вами куда угодно, только пойдемте.
— Ліонель Линкольнъ, я васъ и не думалъ обманныать, — сказалъ Ральфъ торжественнымъ тономъ. — Провидніе уже направило насъ на нужную дорогу, и черезъ нсколько минутъ мы будемъ у цли. Позвольте этой робкой, дрожащей женщин возвратиться въ селеніе и пойдемте со мной.
— Я не отойду отъ нея ни на шагъ, — отвчалъ Ліонель, тсне прижимая къ себ руку Сесили. — Мы съ вами разстанемся здсь, вы здсь должны исполнигь свое общаніе.
— Идите съ нимъ! Идите съ нимъ! — тихо сказала Сесиль, почти повиснувъ на рук Ліонеля. — Не спорьте, это можетъ васъ погубить. Разв я не сказала, что пойду съ вами всюду?
— Ступайте впередъ, — сказалъ Ліонель Ральфу. — Я еще разъ доврюсь вамъ, но только вы осторожне пользуйтесь моимъ довріемъ. Помните, что со мною мой ангелъ-хранитель, и что я ужъ больше не помшанный.
Лунный свтъ освтилъ спокойную улыбку на поблекшемъ лиц старика, когда онъ молча пошелъ впередъ быстрымъ шагомъ. Отъ селенія они ушли еще не очень далеко; еще видны были строенія, принадлежащія къ университету, и слыщались крики милиціонеровъ, толпившихся возл трактировъ. Даже можно было разслышать, какъ перекликаются часовые. Старикъ направился къ одинокой церкви очень правильной архитектуры.
— Здсь, по крайней мр, тмъ хорошо, что никто Бога не оскорбляетъ, — проговорилъ, указывая на нее, старикъ.
Ліонель и Сесяль взглянули на безмолвныя ствны храма и вошли вслдъ за Ральфомъ въ ограду черезъ сдланный въ кирпичахъ проломъ. Ліонель остановился опять.
— Дальше я не сдлаю никуда ни шагу, покуда вы меня не удовлетворите вполн,- сказалъ онъ и, какъ бы въ доказагельство своей твердой ршимости, крпко уперся ногой въ небольшой бугоръ оледенлой земли. — Пора мн перестать думать только о себ, надобно позаботиться о томъ слабомъ существ, которому я взялся быть опорой.
— Милый Линкольнъ, вы обо мн не думайте! Я…
Сесили не далъ договорить старикъ. Онъ съ серьезнымъ выраженіемъ снялъ шляпу, подставляя подъ лунные лучи свои сдые волосы, и произнесъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ:
— Твоя задача окончена. Ты пришелъ до того мста, гд покоятся останки женщины, носившей тебя подъ сердцемъ. Безразсудный юноша, ты святотатственной ногой попираешь прахъ своей матери!
Глава XXXII
Ахъ, у старости тяжелые дни и скорбныя, безсонныя ночи! О, счастливая весна жизни, отчего ты не можешь вернуться?
За этимъ неожиданнымъ заявленіемъ наступило гробовое молчаніе. Ліоноль вздрогнулъ, отошелъ на шагъ назадъ и, по примру старика, снялъ шляпу изъ почтенія къ памяти своей матери. Онъ ее помнилъ очень смутно, но все-таки немного помнилъ, какъ помнятъ иногда сонъ. Немного успокоившись, онъ сказалъ Ральфу:
— Вы именно здсь, на этомъ самомъ мст, собирались разсказать мн про мои семейныя несчастія?
— Да, — отвчалъ старикъ необыкновенно для него мягкимъ голосомъ и съ выраженіемъ глубокаго состраданія на лиц. — Здсь, на могил твоей матери, ты долженъ выслушать весь разсказъ.