Лиса в курятнике
Шрифт:
Кривоватая усмешка его была уродлива, как и он сам. Лицо, рассеченное, перекошенное, с черным пятном выбитого глаза прежним не станет.
– Тогда-то нам и сказали, куда выдвигаться и чего делать. В общем-то ничего нового. Охотились. Вырезали патрули бунтовщиков, когда и целые отряды. Шли лесами. Грабили обозы. Устраивали налеты, когда было куда... кого вешали, кого топили. Рутина.
Стрежницкий прикрыл глаза. Из-под века поползла желтая ниточка то ли гноя, то ли зелья целительского. А и вправду, ему бы покоя, но нет... молодым гляделся, спроси - никто и не даст больше тридцати
– Я уже и сказать не могу, как и когда она к нам прибилась. То ли подобрал кто, то ли сама пришла. Она была... своя? Пожалуй, что... никому и в голову не пришло проверять. Появилась и появилась... Лисица... это она так себя назвала.
Лиса.
Лисавета.
Рыжая с любопытным носом, которая сидит, но усидит ли? И надобно послать кого, чтобы приглядел. А еще... императрица не откажет, и лучше, если сие от нее будет исходить.
Нельзя оставлять конкурсанток без присмотра.
– Знаешь... я тогда влюбился. То есть, до войны еще я вроде бы как в дочку соседа нашего влюбленный был. И даже дважды потанцевать успел с нею... их поместье сожгли, а ее... мне было за кого мстить.
...пусть подготовят фрейлинские покои, которые старые и закрытые. Ничего, что там обои слегка повыцвели, переживут. Главное, что жить девицам придется вместе, будут приглядывать друг за другом.
– И я замерз будто... едешь куда-то... бьешься... когда бьешься - еще живой, а после опять все одно. Что ешь? Где спишь? С кем ты и вообще... она сама ко мне пришла. И заговорила. Про звезды стала рассказывать, про отца. У них в поместье эта... обсерватория была.
Надо же.
А вот это любопытно. Не самое простое увлечение, если подумать.
– Она все созвездия знала. Меня учила. Мы... не подумай, что сразу спать стали. Я бы вообще, наверное, не решился, когда б сама не пришла. А потом еще сказала, что на войне все иначе. Ее правда. Я вдруг ожил и понял, насколько зазря тратил время... влюбился, да... по-настоящему. А может, просто иначе?
...и приставить нянек из числа матушкиных доверенных.
Только тоже повод нужен, а то подымут вой о недоверии... и с самого начала надобно было. Так нет, решили скандалов избежать.
– Полгода... весна. Я ей кольцо подарил. Она согласилась... помню, счастливый был... подумал, что, как церквушку с живым священником встречу, так и поженимся сразу. Только вот наши разъезды стали в засады попадать частенько. А одного раза так и вовсе полную сотню вырезали. Я ж вместе всех не держал, неудобно, когда в одном месте много народу, разом обрастать начинают барахлишком, жирком. И вот уже не вояки, а так, сброд поместный... разделил на сотни. В каждой голову назначил... да в общем... оно, конечно, могло быть, что и навел кто, только...
Стрежницкий приподнялся.
– Куда?!
– Лечь хочу... что? Я старик древний... вот помираю, можно сказать.
– Помирать тебе дозволения не было.
– А я самовольно, - голос его стал брюзглив, будто и вправду состарился он вдруг и разом.
– Я магов ставил. Я сам тропы вел, а после путал их. Болота везде, топкие, злые... там без проводника не пройдешь, а уж когда оно заморочено, то и проводник
На кровать он лег, поерзал и глаза закрыл.
– Уже помираешь?
– Готовлюсь.
– Тогда не отвлекаю...
– Я сразу понял, что из своих кто-то навел, да не просто навел, а дорогу открыл, провел ею... там же след в след местами надо было...
– Она?
– Сказала, что хотела меня подтолкнуть к решительным действиям... что велено ей было, а то мы сидели, ждали... надеялась, что сорвусь от злости, кинусь мстить, там-то и повяжут... правда, думаю, что солгала, паскуда. Если б я нужен был, к нашему стойбищу и привела бы... а так... ослабляла потихоньку. Люди ж не трава, на ветках не растут...
– Как вычислил?
– Да... по дурости. По ревности, вернее... кто-то из малых ляпнул, что я от этой паскуды голову вовсе потерял, а она в деревне с полюбовником милуется. Я этому идиоту все ребра переломал, только... слово - не воробей. Она и вправду исчезала. В деревню, да, не скрывала... мол, у нее там родственники... сестрица двоюродная с дитем. В лагерь не заберешь, куда детям на болота, когда и взрослые не выдерживали. Вот и возила им, что могла... я как-то напросился, так познакомила. Сестрица обыкновенная, а дите... как дите, младенчик совсем... я и успокоился, пока этот... засели его слова в голове.
Стрежницкий опять поерзал.
– Не помирается?
– Кровать жестковата.
– Прикажу - перину заменят.
– И пахнет нехорошо...
– Это мазь.
– Вот почему у целителей или гадость редкостная, или воняет?
– А кто ж знает-то, - Димитрий, как и полагается скорбному родственнику - ладно, пусть не совсем родственнику, но лицу определенно имеющему интерес в происходящем - устроился в креслице. И рученьки сложил.
– Не умеют они по-другому.
– В общем... начало крутиться... еды она с собой носит, денег берет... но сестрице ли? И только ли ей? Я и уговаривал себя верить, и не мог... тем паче, она со мною ездить перестала. Как я в разъезд, так она в деревню. Сперва-то я даже радовался, что не заденем. Поставил людишек своих приглядывать. Не за ней, само собой, за деревенькой этой. Большие Гнили называлась... чтоб не пожгли и вообще... хотя на редкость поганое, глухое место. Ее отыскать средь болот надо было постараться. Так вот... сказал ей, что ухожу деньков на семь... что надобно на другой край выбраться, встретиться... тут-то она и начала со мною проситься... мол, засиделась и все такое... ластиться, спрашивать, с кем встречаюсь и когда...
– А ты?
– А я... я и глянул на нее... другим взглядом, знаешь? Просто почуял, что уже и сам взять ее хочу...
– Менталистка?
– Еще какая... прямого внушения береглась, понимала, что и у меня кровь хорошая, амулеты тоже не самого дрянного свойства. Если б я спокойный был, то и не заметил, а когда нервы, что огонь... сам понимаешь.
Да уж, хуже нет, чем воздействовать на человека, который в беспокойстве пребывает. И прямым-то нажимом не всегда заломать выходит, не говоря уже о слабом мягком влиянии. Этакое скатиться, что вода с гусиных перьев.