Литературные воспоминания
Шрифт:
с вступлением от «сочинителя», озаглавленным: «О душевных болезнях вообще и
об эпидемическом развитии оных в особенности».
[238] Об общественной важности беллетристических произведений
Белинский заговорил уже с конца тридцатых годов и неоднократно возвращался к
этой мысли в дальнейшем, развивая ее (см., например, его статьи: «Полное
собрание сочинений А. Марлинского», 1840; Вступление к «Физиологии
Петербурга», 1844; «Опыт истории; русской литературы»
«Взгляд на русскую литературу 1847 года» и др.). В разные периоды своего
развития Белинский вкладывал в понятие «беллетристика» различное идейно-
эстетическое содержание, углубляя и уточняя его. В произведениях Герцена, в
повестях Григоровича, особенно в «Антоне Горемыке» (см., например, спор
Белинского с Боткиным по поводу этой повести в письме от 2—6 декабря 1847 г.
— Белинский, т. XII, стр. 444—445) его привлекал в первую очередь
антикрепостнический пафос.
[239] Белинский получил от Некрасова рукопись «Бедных людей»
Достоевского около первого июня 1845 г. (см. Ю. О к с м а н, Летопись жизни и
творчества В. Г. Белинского, М. 1958, стр. 407) и тогда же сделал попытку ввести
молодого писателя в тесный круг своих друзей — Панаева, Некрасова,
Анненкова, Н. Тютчева и др. (см. записку Белинского к Достоевскому —
Белинский, т. XII, стр. 251). В рецензии на роман Жорж Занд «Мельник», опубликованной в № 1 «Отечественных записок» за 1846 г., Белинский писал, имея в виду Ф. М. Достоевского, «Бедные люди» которого должны были
появиться в «Петербургском сборнике» Н. А. Некрасова: «...наступающий год,—
мы знаем это наверное,— должен сильно возбудить внимание публики одним
новым литературным именем, которому, кажется, суждено играть в нашей
литературе одну из таких ролей, какие даются слишком немногим...» {Белинский, т. IX, стр. 407).
[240] Во время вторичного моего отсутствия из России, в 1846 году, почти
такое же настроение охватило Белинского, как рассказывали мне, и с рукописью
«Обыкновенная история» И. А Гончарова — другим художественным романом.
Он с первого же раза предсказал обоим авторам большую литературную
будущность, что было не трудно, но он еще предсказал, что потребуется им много
усилий и много времени, прежде чем они наживут себе творческие идеи, достойные их таланта. (Прим. П. В. Анненкова.)
428
[241] Этот факт подтверждается и воспоминаниями самого Ф. М.
Достоевского (Ф. М. Достоевский, Полн. собр. худож. произведений, т. 12, М.—
Л. 1929, стр. 298).
[242] Далее в журнальном тексте шла фраза: «Роман и был действительно
обведен почетной каймой
десятилетие», Анненков снял эту фразу, но в письме к М. М. Стасюлевичу от 19/7
апреля 1880 г. все же писал, что «сам видел первые экземпляры Сборника с
рамками» (Стасюлевич, стр. 384). См. в связи с этим протест Ф. М. Достоевского
в его письме к Суворину от 14 мая 1880 г. (Ф. М. Достоевский, Письма, т. IV, М.
1959, стр. 143).
[243] Литературные и тем более идейные взаимоотношения Белинского и
молодого Достоевского были куда более сложны, чем они представлены здесь
Анненковым. Судя по данным, характеризующим умонастроение Достоевского в
сороковых годах, у нас нет оснований утверждать так категорично, что «довольно
долгое время взгляды и созерцание» Белинского и Достоевского «были
одинаковы».
[244] Статья Белинского «Петербург и Москва» была опубликована в
первой части «Физиологии Петербурга». Главный предмет нападок Белинского в
этой статье — «романтики» и «доморощенные политики», а эти определения в
1844—1845 гг. критик относил в первую очередь к славянофилам.
[245] «Тарантас. Путевые впечатления. Сочинение графа В. А. Соллогуба» с
выразительными иллюстрациями художника-любителя Г. Г. Гагарина появился
отдельной книгой в начале 1845 г. Белинский отозвался на книгу рецензией
(«Отечественные записки», 1845, №4) и статьей-памфлетом («Отечественные
записки», 1845, № 6),
Следует отметить, что Анненков удивительно точен и прозорлив в этой
главке своих воспоминаний. Благодаря ему мы действительно различаем здесь «за
слышимой речью» Белинского другой, «потаенный» его голос. Белинский не
только обнажает реакционную суть славянофильской доктрины, но и обличает
поползновения «образованных» славянофилов «украсить» ее всякого рода
обрывками модных тогда в Европе социал-утопических учений на манер
«христианского социализма» и т. д. Воспоминания Анненкова проливают свет и
на другой вопрос. Вынося споры «партии» в печать, заостряя, в первую очередь, внимание на идеалистической философской основе славянофильского учения, которая, в сущности, роднила со славянофилами и либералов-западников, Белинский тем самым как бы предварял в своей статье те споры по вопросам
социализма и материалистических убеждений, которые вспыхнут через год в
Соколове и разведут в разные стороны с их прежними друзьями Белинского, Герцена и Огарева.
[246] «Философия откровения» Шеллинга действительно оказала влияние