Литературный текст (Проблемы и методы исследования)
Шрифт:
"Нездешность" персонажа подчеркивается и тем, что он говорит на "никому не понятном языке" (1, с. 450). Для мира, в котором оказался герой, вообще характерно "разноязычие"' ср. название главы, в которой Сен-Зин-По попадает к красноармейцам, - "Китайский камрад" (1, с. 454). Упоминание о попытке откомандировать ходю "в интернациональный полк" дополнительно актуализирует в рассказе тему "Вавилона". Наилучший же коммуникативный результат в этом мире вызывают ''три слова, сочетание которых давало изумительную комбинацию, обладавшую чудодейственным эффектом. По опыту ходя знал, что комбинация могла отворить дверь теплушки, но она же могла и навлечь тяжкие побои кулаком по китайской стриженой голове. Женщины бежали от нее, а мужчины поступали очень различно: то давали хлеба, то, наоборот, порывались бить" (1, с. 454).
Все поступки главного героя рассказа, в том числе его участие (и небезуспешное) в политической борьбе, - это следствие идеи, явившейся в наркотическом сне. Уголовная история об отнятом пакете с кокаином (1, с. 451) под действием опиума оборачивается герои(79)ческим эпосом: "А Настькин сволочь, убийца, бандит с финским ножом, сунулся было в зал, но ходя встал, страшный и храбрый, как великан, и, взмахнувши широким мечом, отрубил ему голову. И голова скатилась с балкона, а ходя обезглавленный труп схватил за шиворот и сбросил вслед за головой. И всему миру стало легко и радостно, что такой негодяй больше не будет ходить с ножом" (1, с. 453). Этим сном будут обусловлены все дальнейшие поступки героя, вступившего в Красную Армию и превратившегося в вирутуозного пулеметчика-"головореза", китаец предстает в булгаковском рассказе "ангелом-демоном", прилетевшим неизвестно откуда, чтобы участвовать в земных делах, ничего в них не понимая. Соответственно вся "земная" история принимает невнятный, "китайский" характер.
2. 4. "Звездная сыпь". В истории русской литературы устойчив мотив заразной болезни, пандемии, символизирующей роковую судьбу, социальную катастрофу: у Пушкина это чума, у Достоевского - "моровая язва". Что касается Булгакова, то в его произведениях подобным символом выступает сифилис. Так, в романе "Белая гвардия" метафора "эпидемия/революция" реализована через перекличку образов-понятий "московская болезнь" и "французская болезнь". "Московской болезнью" назван большевизм. Алексей в застольной речи обращается к немцам (которые, впрочем, уже уходят с Украины): "Мы вам поможем удержать порядок на Украине, чтобы наши богоносцы не заболели московской болезнью" (1, с. 200). Словосочетания "французская болезнь" в тексте романа нет, однако важно, что сюжет "Белой гвардии" значительным числом ассоциаций связан с историей Франции периода Великой Французской революции; по аналогии с "московской" можно говорить и о "французской" болезни как эпидемии политического радикализма. "Французская болезнь" - одно из традиционных названий сифилиса; болезнь эта, полученная Иваном Русаковым, не случайна и представлена как следствие общения со Шполянским - разносчиком "московской болезни" и "поставщиком" роковых женщин, круто меняющих жизнь героев романа.
Плохо разбираясь в звездах небесных, Алексей Турбин как венеролог специфически знаком по крайней мере с одной из них. Что касается Ивана Русакова, то его болезнь может быть истолкована как "звездная" ("знак Венеры"). Ср.: "на груди была видна нежная и тонкая звездная сыпь" (1, с. 290). Образ "звездной сыпи" в переосмысленном виде связывается с Красной Армией. Так, Шервинский, говоря о пятиконечных звездах на папахах, добавляет: "Тучей, говорят, идут" (1, с. 418); часовой-красноармеец видит во сне небосвод "весь красный, сверкающий, весь одетый Марсами" (1, с. 425). Здесь небесная святость, политическая символика и вполне земная болезнь уже неразделимы
Название "Звездная сыпь" носит и один из булгаковских рассказов, входящих в цикл "Записки юного врача". Характерна, например, сцена, когда герой-рассказчик осматривает больную сифилисом де(80)вочку: "Голенькое тельце было усеяно не хуже, чем небо в застывшую морозную ночь" (1, с. 141). Интересно, что действие рассказа относится к октябрю-ноябрю 1917 г.: борьба героя с сифилисом происходит в разгар политического катаклизма. Хотя тема революции прямо не выражена, однако время действия подчеркнуто в позднейших размышлениях "юного врача" о пациенте-сифилитике. "И вот тогда, как я вспоминаю его, он вспомнит меня, 17-й год. снег за окном..." (1, с. 138). Рассказ "Морфий" имеет датировку "1927 г. Осень" (1, с. 176), и, судя по всему, она "принадлежит" не автору, но входит в обрамляющий текст первого из героев-рассказчиков - Бомгарда. В финале он пишет: "Теперь, когда прошло десять лет...", хотя Поляков застрелился отнюдь не осенью 1917-го, а 13 февраля 1918 г. (1, с. 175). Стало быть, подчеркнутая "юбилейность" даты относится не к моменту смерти героя, а к моменту, когда болезнь победила и Поляков отказался лечиться, т.е. к осени 1917 г. Как видим, и здесь "юбилей" болезни и юбилей революционного переворота совпадают.
Сифилис представлен в рассказе "Звездная сыпь" поистине как дьявольское наваждение героя-рассказчика, отважившегося с "ним" бороться: "Он пошел передо мной разнообразный и коварный. То являлся в виде язв беловатых в горле у девчонки-подростка. То в виде сабельных искривленных ног. То в виде подрытых вялых язв на желтых ногах старухи. То в виде мокнущих папул на теле цветущей женщины. Иногда он горделиво занимал лоб полулунной короной Венеры. Являлся отраженным наказанием за тьму отцов на ребятах с носами, похожими на казачьи седла. <...> Я расточал бесчисленные кило серой мази. Я много, много выписывал йодистого калия и много извергал страстных слов" (1, с. 143-144). Как истинно "дьявольское" орудие, болезнь является незамеченной: "Ах, я убедился в том, что здесь сифилис тем и был страшен, что он не был страшен" (1, с. 144).
Не случайно мотив сифилиса возникает и в последнем булгаковском романе: сам Воланд едва ли не страдает им. Про свое больное колено он говорит: "Приближенные утверждают, что это ревматизм, ...но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой" (5, с. 250). Здесь "очаровательная ведьма" - аналог "Леньки", а такая традиционная "инфернальная" деталь, как запах серы, обретает вполне медицинский смысл: снадобье, которое варит Гелла и от которого "валит серный пар" (5, с. 245), это нечто вроде "серой мази", упоминаемой в рассказе "Звездная сыпь". Очевидно, "юный врач" должен был бы поставить Воланду диагноз: "Lues III" (1, с 138, 141). Таким образом, мотив "всемирной" болезни не просто сохраняется, но приобретает "вселенское" звучание. Возникший в первом романе Булгакова мотив "звездной сыпи" продолжает своеобразно функционировать во всем творчестве писателя.
3. 0. Названия, в которых переосмысливаются устойчивые словосочетания или ''реализуется" переносный смысл слова: "Собачье (81) сердце", "Белая гвардия", "Тьма египетская". Произведения данной группы рассмотрены нами в одной из статей9, к которой отсылаем читателя.
4. 0. В заключение коснемся одного формального признака, вероятно представляющего самостоятельный интерес для исследователя. Из 10 упомянутых нами художественных произведений Булгакова 7 текстов (т.е. 70 %!) имеют заглавия в виде словосочетания существительного и прилагательного. При этом в 6 случаях наблюдается их прямая последовательность ("Белая гвардия", "Звездная сыпь", "Китайская история", "Роковые яйца", "Собачье сердце", "Ханский огонь"), в одном (при использовании устойчивого словосочетания)--инверсированная ("Тьма египетская").
Это наблюдение, естественно, заставляет проанализировать синтаксическую структуру булгаковских заголовков. Выясняется, что доля словосочетаний "существительное + прилагательное (причастие, числительное)" весьма высока
26-30% (в зависимости от того, как мы квалифицируем некоторые "пограничные" случаи). В списке из 254 названий10 количество подобных заголовков от 67 до 75, причем их доля среди художественных произведений (примерно 35 %) выше, чем среди публицистических (примерно 23 %). Для наглядности приводим списки данных заголовков, отмечая знаком вопроса сомнительные для нас случаи.
4. 1. Художественные произведения (выборка из 76 названий - 3 романа, 6 повестей, 46 рассказов, 12 пьес, 3 инсценировки, 2 киносценария, 4 либретто11):
1. Багровый остров (пьеса, 1927)
2. Белая гвардия (роман, 1924, пьеса, 1925)
3. Белобрысова книжка (рассказ, 1924)
4. Бубновая история (рассказ, 1926)
5. Бурнаковский племянник (рассказ, 1924)
6. Детский рассказ (рассказ, 1939)
7. Египетская мумия (рассказ; 1924)
8. Звездная сыпь (рассказ, 1926)