Литературоведческий журнал №36 / 2015
Шрифт:
В этой сцене 14 раз звучит слово «слезы», это самая «слезная» сцена трагедии. Тит готов воззвать к любой силе, которую тронут слезы:
Коль сила есть, что тронется слезами,Взываю к ней.Но такая сила не отзывается на его горе. Напротив, его скорби лишь умножаются: вот дочь-калека, вот сын-изгнанник, вот отрубленная рука, а вот головы двух сыновей с «неиспорченными душами».
Тит в этих монологах становится в чем-то подобен библейскому Иову. Иов склонялся в итоге перед могуществом и тайной Бога.
После пронзительной картины скорби в образе совместного плача неба, земли и моря:
Заплачет небо, – залита земля;Вихрь забушует, – обезумев, мореГрозится небу вздувшимся челом.А ты разумности в смятенье ищешь?Я – море; слышишь, как оно вздыхает?Оно, как небо, плачет; я – земля;Меня,– Тит осушает слезы.
Отныне ему нужны глаза, чтобы «найти берлогу Мести»:
Нет больше слез, чтоб плакать, у меня.К тому же горе – враг и завладетьГлазами, влагой полными, желало б,Чтоб ослепить их данью слез моих.Но как найду тогда берлогу Мести?Все мнится, головы мне говорят,Грозя, что не достигну я блаженства,Пока все злодеянья в глотки тех,Кто учинил их, вновь не возвратятся.Трагедия Шекспира, несомненно, жестока. В ней еще больше трупов и крови, чем в «Испанской трагедии» Т. Кида. В ней к столу матери будут подавать блюда из голов ее сыновей 10 . Ничего подобного не было в трагедии Кида. И все же Шекспир писал своего «Тита Андроника» вовсе не за тем, чтобы «переиродить самого Ирода», как выразился впоследствии Гамлет 11 .
В самом начале трагедии (I, 1) будущие участники кровавой драмы взывают к «любви» и «милости» Рима:
10
Т. Элиот ошибался, утверждая, что сюжет «Фиеста» Сенеки «не использовал ни один из елизаветинцев» (Элиот Т. Избранное: религия, культура, литература. Т. I–II. – М., 2004. – С. 484. Пер. А. Дорошевича). Использовал, и не один. В «Фиесте» отец ест блюда, приготовленные из его детей, и пьет вино из их крови. Ту же пытку Тит Андроник уготовил и царице Таморе. У Сенеки Атрей приносит на пир блюдо с головами детей Фиеста. Тит запекает в тесте головы сыновей Таморы. Шекспир достаточно точно воспроизводит пир Фиеста. Этот сюжет использует вскоре и другой елизаветинец – Дж. Марстон в «Мести Антонио». Его мститель тоже накормит своего врага мясом его маленького сына Джулио. Помимо пира Фиеста елизаветинцам был известен и ужин Терея, которого Прокна и Филомела накормили мясом сына, а затем бросили в лицо царю его голову («Метаморфозы», VI, 645–660).
11
Не могу согласиться с А. Аникстом, что Шекспир в «Тите Андронике», следуя «запросам зрителей», «поставил себе лишь одну эту задачу». (Аникст А. «Тит Андроник» // Шекспир У. Полн. собр. соч.: В 8 т. – М., 1958. – Т. 2. – С. 517).
Марк Андроник
Вас заклинаем избежать насильяИ, отпустив друзей, в смиренье, в миреЗа право состязаться как истцы. (46–48)Бассиан
И милости народа и судьбеВверяю я мое избранье взвесить. (57–58)Сатурнин
И милости, любви моей отчизныВверяю я избранье и себя.Будь так же милостив ко мне, о Рим,И справедлив, как мною ты любим! (61–64)Тит
Хранитель Капитолия великий,Будь милостив обрядам предстоящим! (80–81)Но сами не проявят ни капли милосердия, о котором их будут умолять. И первым откажет в милосердии сам Тит Андроник, отдав приказ принести в жертву сына пленной царицы Таморы:
Ты, Тит,Великодушный победитель, сжальсяНад матерью, страдающей за сына;О, если дорог сын тебе родной,Подумай! Мне ведь так же дорог мой!…Ты хочешь уподобиться богам?Так будь же в милосердье им подобен;Ведь милосердье – признак благородства.Отсутствие милосердия (sweet mercy), лишенность мира этой главной христианской ценности и добродетели – главная тема трагедии Шекспира.
В повести «История Тита Андроника, славного римского генерала (The History of Titus Andronicus, The Renowned Roman General), сохранившейся в издании середины XVIII в. (которая, как считают многие исследователи 12 , и послужила Шекспиру источником для сюжета трагедии),
12
Последовательность возникновения сочинений о «Тите Андронике» обычно представляется следующей: повесть – пьеса Шекспира – баллада. Такова точка зрения Дж. Баллоу (Narrative and Dramatic Sources of Shakespeare: 8 vols / Ed. by G. Bullough. 1957–1975. Vol. 6, p. 7–23) и Ю. Уэйта (Shakespeare W. Titus Andronicus / Ed. by E.M. Waith. The Oxford Shakespeare, p. 28–35). Дж. Бейт, напротив, не признает повесть источником пьесы и предполагает моделирование Шекспиром данного сюжета по образцам популярных трагедий Марло и Кида (Shakespeare W. Titus Andronicus / Ed. by J. Bate. The Arden Shakespeare (3 ser.), p. 83–92).
Шекспиру не подходил Феодосий, который боролся с языческими обычаями и заслужил от христианских авторов имя «Великий». Действие своей первой трагедии драматург помещает в странную среду. «Рим императора Сатурнина» крайне исторически недостоверен. Кто этот император 13 ? К какому времени отнесено действие трагедии? На мой взгляд, исторические детали и не были важны здесь Шекспиру (потому «Тита Андроника» едва ли можно отнести к разряду его так называемых «римских» трагедий). Для драматурга здесь важно другое. Его «Рим императора Сатурнина» – это модель дохристианского общества 14 .
13
Император-тиран с таким именем упомянут в «Истории Августов», но является, скорее всего, вымышленным персонажем. О его брате, войнах с готами, женитьбе на царице готов и вовсе ничего не сказано.
14
Довольно часто Шекспир прибегает к анахронизму и использует христианскую образность в этом в целом языческом контексте: «святая вода» (holy water I, 1, 328) известна Сатурнину, Тит упоминает лимб, «далекий от блаженства» (III, 1, 150), Арону предложено «окрестить» младенца, правда «острием кинжала» (IV, 2, 72). Марк Андроник и даже Арон (III, 1, 243 и V, 1, 148–149) знают о вечном пламени ада (ср. Мф. 25:41), правда, мавр не верит в эти вещи, хотя и рассчитывает, что Андроники составят ему там компанию.
Или, точнее, это модель общества, застывшего на пороге трудного, по сей день не завершившегося, перехода от старого к новому евангельскому закону.
В этом мире боги «наслаждаются трагедиями» («the gods delight in tragedies»), как точно заметил Марк Андроник (IV, 1, 60). Бог «Тита Андроника» – это гневный Бог Псалма 79, который напитал людей «хлебом слезным и напоил их слезами в большой мере» (Пс. 79:6) 15 .
В этом обществе еще не знают, что любовь и милосердие «есть исполнение закона» (Рим. 13:10). В этом мире властвует ветхий закон: кровь за кровь. И сойти с этого пути не может никто.
15
«Thou feedest them with the bread of teares; and giuest them plenteousnesse of teares to drinke» (Ps. 80:5). Ср. со словами Тита о дочери в III, 2, 37–38:
Толкую я страдальческие знаки, –Сказала: нет питья ей, кроме слез,(She says she drinks no other drink but tears,Brew'd with her sorrow).Люций после гибели Тита так суммирует происшедшее: «There's meed for meed, death for a deadly deed» (V, 3, 65). «Meed for meed» означает «мера за меру» в понимании Ветхого завета: как смерть за смерть, кровь за кровь 16 . Но в христианском универсуме Lex talionis (закон равномерного воздаяния) отменен, Христос провозгласил закон милосердия (caritas) 17 .
«За плату – плата». Все действие трагедии «Тит Андроник» протекает именно под этим законом. И только в заключительных речах оставшихся в живых героев, возможно, слышится отдаленное эхо надежды на грядущие новые установления:
16
См. книги Ветхого завета Исход (21: 23–25) и Левит (24:20), в которых Lex talionis дан как часть закона Моисея. Ранее в книге Бытия он входит в состав Ноева завета: «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека» (Быт. 9:6). См. также в пьесе Шекспира «Мера за меру» (V, 1):
«An Angelo for Claudio, death for death!»Haste still pays haste, and leisure answers leisure;Like doth quit like, and MEASURE still FOR MEASURE.17
См. в Евангелиях: «Не судите, да не судимы будете; Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7:1–2); «Итак будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд. Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете; Давайте, и дастся вам: …ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк. 6:36–38). См. также Мк. 4:24.