Литературоведческий журнал №36 / 2015
Шрифт:
Марк Андроник
О, дайте научить вас, как собратьВ единый сноп разбитые колосьяИ в плоть одну разрозненные члены…Лексика этого монолога персонажа Шекспира (to knit, scatter'd corn, sheaf, into one body) отсылает к Евангелиям и к посланиям св. Павла: «Ибо, как в одном теле у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены» (Рим. 12:4–5); «Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос» (1Кор. 12:12 и далее); «дабы утешились сердца их, соединенные в любви» (Кол. 2:2); «но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино» (Ин. 11:52).
Марк Андроник очень
Брат Тита – показательная фигура на воссозданном Шекспиром пороге сложного мировоззренческого перехода: от ветхозаветной этики к этике христианской.
18
19
Ср. Рим. 12:19: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».
Совсем не так было в «Испанской трагедии» Кида, где описан уже весьма зрелый христианский социум – вторая половина XVI в. Но при этом, как справедливо отмечал Ф. Эдвардс, «когда грех совершен, никто не говорит здесь о прощении; в этой пьесе не встречается слово “милосердие”» 20 .
Параллельно с темой милосердия в трагедии Шекспира с самого начала развивается тема достойного правителя. В финале они окажутся связаны.
20
Edwards Ph. Op.cit., p. lii.
Таким образом, в завязке мы получаем два конфликта: внутренний и внешний, индивидуальный и общественный. И тот и другой предполагают свободный выбор.
Что является предметом тяжбы?
В одном случае – «трон цезарей», в другом – жизнь детей.
В одном случае на чаши весов положено законное наследственное право, право первородства (Сатурнин) и добродетель, приверженность «умеренности, правде и добру» (Бассиан).
В другом случае на чаши весов положены родительские чувства (Тамора) и «римский» обычай жертвоприношения (он должен утолить жажду мщения теней убитых воинов 21 ), близкий к Lex talionis.
21
«T’appease their groaning shadows that are gone» (I, 1, 129).
Что перетянет?
В обоих случаях свобода выбора (freedom in choice) всецело в руках главного героя, славного воина и защитника Рима. Тит выбирает право первородства и верность обычаю мести.
Он присягает императору Сатурнину и, как покажет время, совершает первую роковую ошибку:
О Рим! Тебя несчастным сделал яВ тот час, как отдал голоса народаТому, кто ныне так жесток ко мне.В ранней трагедии Шекспира поставлена под сомнение непререкаемость наследственного права при смене правителя. Если бы победила добродетель, все могло пойти иначе. Впрочем, относительность права первородства была показана в Библии. Более умный и находчивый Иаков выкупал это право у своего старшего брата Исава с помощью чечевичной похлебки, а позднее хитростью добывал и отцовское благословение (Быт. 25, 27). В Ветхом Завете приветствуются ум и смекалка. Согласно
Но еще страшнее будет расплата за другие ошибки героя.
Основной узел конфликта завязывает в трагедии двойное убийство сыновей 22 : жертвоприношение сына царицы готов («обряд бесчеловечный, нечестивый») и убийство Титом собственного сына, дерзнувшего ему перечить 23 .
«Нерадивость к близким» 24 , в которой признается сам Андроник, заключается не в том, что он откладывает человеческое жертвоприношение «неотмщенным теням» своих павших сыновей. Он не медлит и не колеблется ни секунды, отдавая «благочестивый» приказ. «Нерадивость к близким» Тита должна была восприниматься шекспировской публикой как жестокость и отсутствие любви к ближнему, в том числе и к собственным детям.
22
В пьесе эти два убийства разделены избранием императора, но я объединяю их в одно событие с точки зрения развития конфликта.
23
В прозаической «Истории Тита» и в балладе в завязке нет ни подобного жертвоприношения, ни убийства. В повести постоянно подчеркивается природная порочность Императрицы: она убийца, прелюбодейка, обманщица, властолюбка. Так что Шекспир в завязке придает Таморе толику человечности и отчасти отбирает ее у Тита.
24
«Titus, unkind and careless of thine own» – так характеризует себя Тит в первой сцене трагедии (I, 1, 89).
Убийство сына – чудовищный поступок, разрыв семейных связей, совершенный в буйстве гордыни. Родные будут укорять Тита в несправедливости («you are unjust, and more than so», 297), неправедности («wrongful», 298), нечестивости («this is impiety in you», 360) и варварстве («be not barbarous», 383).
«…Так варваром не будь». В самом деле, в глазах елизаветинцев жестокость Тита отчасти была оправдана тем, что он язычник, лишенный благодати, не знающий пути к ней. Тит не так виновен, как Иеронимо у Кида, знающий заповедь Иисуса Христа, но отбрасывающий ее:
Vindicta mihi!За зло накажут тяжко небесаИ за убийство зверское отмстят.Иеронимо, суда их подожди……А значит, я за смерть его отмщу!Нужда в милосердии – центральная тема ранней трагедии Шекспира.
Великодушие – путь к милосердию. Отказ «великодушного победителя» (gracious conqueror) Тита в милосердии порождает ответную жестокость, она в свою очередь – новую… И следа милосердия не остается в мире трагедии.
Лавиния, дочь Тита, будет тщетно умолять Тамору сжалиться:
О, будь ко мне, хоть сердцу вопреки,Не столь добра, но только милосердна, –но царица откажет дочери своего врага, она не согласится стать даже «убийцей милосердной»:
Я этих слов не понимаю. Прочь!Когда сыновей Тита поведут на казнь (III, 1), сам он напрасно будет лить слезы и молить отцов-сенаторов явить жалость: они окажутся безжалостнее камней.
На мгновение в полубезумии, ужаснувшись нескончаемой череде зверств, Тит откажет человеку в праве убить невинную муху 25 :
Мой взор пресыщен видом всяких зверств……А если мать с отцом у мухи были?Как золотые крылышки повесятИ жалобно в пространство зажужжат!Бедняжка муха!Жужжаньем мелодическим потешитьЯвилась к нам, – а ты убил ее.Но это лишь на мгновение. Вот уже черная муха приняла облик ненавистного мавра Арона, и милосердие забыто:
25
Сцены с мухой (III, 2) нет в ранних кварто, она впервые появляется в тексте Фолио.