Лотосовый Терем
Шрифт:
Лу Цзяньчи сложил руки в жесте прощания, но в душе всё ещё не понимал: что за хозяин усадьбы “Один медяк” по прозвищу “Две монетки”, почему в цзянху никогда не слышали этого имени?
Фан Добин ускользнул ничуть не медленнее Ли Ляньхуа, и друзья струйкой дыма умчались в “Лотосовый терем”.
— Скверное дело, — вытаращил глаза Фан Добин. — Через несколько дней будет не разобрать, где даосы Удана, а где пятнистые чудища, лучше в это не влезать и быстрей бежать отсюда!
Ли Ляньхуа вздохнул.
— Я ведь написал тебе взять с собой коз?
— Ты сам заблудился и безо всякой причины притащил свою развалюху в это проклятое место, — рассердился Фан Добин, — сам не захотел, чтобы быки страдали в горах, пожалел и отпустил — а теперь просишь у меня коз?
— Нет коз, так зачем ты пришёл? — пробормотал Ли Ляньхуа.
— Я пришёл, чтобы спасти тебе жизнь! — вдруг вспылил Фан Добин. — Неужто это не идёт в сравнение с парой-тройкой коз?
— Так ты не поможешь мне увезти дом из этого проклятого места…
— Почему это не помогу? — сердито буркнул Фан Добин.
— Раз так, тогда замечательно! — обрадовался Ли Ляньхуа.
Глава 75. Повесть о повешенной свинье
Ван Баши никогда в жизни не везло — едва он появился на свет из утробы, этим убил свою мать. Когда ему было три года, отец, чтобы заработать денег ему на зимнюю одежду, в мороз отправился в горы выкапывать молодые побеги бамбука, сорвался со скалы и испустил дух. В восемь лет восьмидесятилетняя бабка продала его маленьким слугой в “Чертоги румянца” за восемьдесят медяков — потому-то его и звали Ван Баши*. Он работал не жалея сил, получал в месяц всего сорок медяков, к тридцати восьми годам едва накопил достаточно денег, чтобы жениться на немолодой служанке, но не прошло и трёх дней со свадьбы, как она заявила, что он слишком низкого роста, и опозорила его, сбежав с соседом Чжан Дачжуаном*, так что с тех пор Ван Баши жил один.
Баши — буквально “восемьдесят”
Дачжуан — 34-я гексаграмма “Ицзина” — “Великая мощь”
Хоть никто его и не любил, Ван Баши редко роптал на Небо. Иногда, глядя на своё отражение в ручье на востоке поселения, он думал: ну и пусть ни одна проклятая душа не способна полюбить этого человека ростом в четыре чи, с лицом как кривой арбуз и треснутый финик, зато у него есть работа в “Чертогах румянца”, и это уже благословение.
Такой скромный и непритязательный работяга, смирившийся со своей участью, на самом деле должен бы прожить простую и спокойную жизнь и завершить свой путь похороненным в общей могиле — Ван Баши никогда не думал, что однажды встретит призрака.
— Вчера вечером я опорожнил ночные горшки “Чертогов румянца”, а здесь было темно хоть глаз выколи, ничего не видно, я ведь не зажигал лампу, когда выходил. Только собирался открыть двери, как заметил, что они не заперты и между створками щель… Я подумал: уж не вор ли забрался? Нельзя же, чтобы стащили моё одеяло за восемнадцать медяков, так что я обошёл этого парня и залез через окно проверить. И что увидел — ох, мать моя честная! В моей комнате что-то парило, призрачно-бледное и белоснежное, от удара палкой оно засверкало — оказалось, это одежда, я поднял голову и увидел…
Глава 76. Повесть о повешенной свинье
Жители деревни Цзяоян держались подальше от “Чертогов румянца”, ведь это был бордель низшего класса — с грубыми зданиями с осыпавшейся черепицей, со старыми и некрасивыми женщинами. Но сегодня с раннего утра у ворот “Чертогов румянца” бурлила жизнь, толпилось множество людей, словно на базаре — всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на дровник, в котором жил Ван Баши. Некоторые даже притащили с собой скамейки, на случай, если роста не хватит — разве не обидно будет, если не удастся посмотреть?
— Ой… — Учёный в серых одеждах направлялся в лавку “Счастливый доухуа” рядом с “Чертогами румянца”, пошатнулся, сбитый толпой, повернул голову и увидел, что все бегут к борделю. Невольно заинтересовавшись, он мгновение поколебался, а потом тоже отправился поглазеть на шум.
— Ох… — потрясённо издала толпа, набившаяся вокруг дровника Ван Баши.
Прямо посреди жилища Ван Баши с балки свисала огромная свинья, наряженная в развевающиеся белые одежды из узорчатого шёлка, пеньковая верёвка обхватывала её шею, как будто её и правда повесили.
— И правда свиноматка повесилась, вот так диво! Может, ей пришёлся по нраву Ван Баши, божественным провидением она узнала, что он много лет не ел свинины, поэтому повесилась, чтобы снабдить его мясом. — С самодовольным видом качал головой учёный Вэнь, который много лет заправлял частной школой в деревне Цзяоян. — Неслыханная душевная доброта!
— Женское платье, хи-хи, свинья в женском платье… — Весело смеялся на земле мальчишка семи-восьми лет. — Если она умеет превращаться, почему же платье не сменилось на щетину?
— Нет же, нет, — мотал головой Ван Баши, — это не божественная свинья, говорю вам, тут точно ведьма побывала. Посмотрите на это платье, тут в кармане ещё что-то есть, точно женщина носила, смотрите… Разве такое простые люди с собой таскают? — Он подтащил табурет, забрался на него и пошарил за пазухой белого одеяния. — Вот эта вещь.
Все вытянули шеи и увидели на натруженной, тёмной и грубой ладони Ван Баши золотой листок, самый настоящий лист из золота весом в три ляна, какого даже знаменитый в деревне землевладелец Ли не держал в руках. Свинья, естественно, тратить деньги не может, платье, разумеется, тем более, так чьи же это три ляна золота?
Ван Баши ткнул пальцем в сторону покачивающейся на балке свиньи.
— Должно быть, это безвинно погибшая старая дева перед смертью переместилась в свинью в надежде, что кто-то добьётся для неё справедливости…
— Вздор, чепуха! — тут же перебил учёный Вэнь. — Повешение — это самоубийство, откуда взялась несправедливость?
Ван Баши опешил.
— Э-э… — С некоторым разочарованием на лице он бросил взгляд на толпу — все поцокали от удивления на повешенную свинью, но глазеть им быстро наскучило, и некоторые уже собрались уходить. Он немного расстроился. В этот момент деревянная балка издала странный звук, и как раз когда все повернули головы, белый шёлк всколыхнулся, а повешенная свинья сверзилась вниз, тяжело ударившись об пол, от удара с туши что-то выскочило и полетело прямо в толпу.