Лотосовый Терем
Шрифт:
Бай Цяньли нахмурился и вытащил из-под сиденья обломок копья.
— Такой?
— Похоже, нет… тот более… блестящий и длинный… — внимательно рассмотрев его, запинаясь проговорил Ван Баши.
Выражение лица Бай Цяньли немного смягчилось. Он вытащил из-под сиденья ещё один обломок копья.
— Этот?
Ван Баши снова присмотрелся и кивнул.
А память у коротышки недурная. Бай Цяньли специально приготовил два обломка копья, чтобы проверить, насколько можно верить словам Ван Баши, но не ожидал, что тот сумеет так хорошо запомнить столько деталей. Пусть свинья с белыми одеждами и сгорели, однако потеря оказалась небольшой.
— У тебя неплохая память.
Ван Баши не слышал похвалы с тех пор, как выпал из материнской утробы, его прошиб пот.
— Ничтожный… ничтожному просто всю жизнь дают много приказов…
Ли Ляньхуа внимательно оглядел обломок копья — новёхонький и ослепительно сверкающий, пусть он и изменил цвет под воздействием огня, но это не скрывало его новизны, место слома было ровным, как будто его чем-то перерубили, а пятна крови и прилипшие к наконечнику волосы без остатка уничтожил огонь.
— Вы подозреваете, что то белое платье принадлежало барышне Фэн?
— Маленькая шимэй пропала уже больше десяти дней назад, — мрачно ответил Бай Цяньли. — С биркой золотого листа можно командовать всем союзом “Ваньшэндао”. В Поднебесной таких всего три: один носит при себе мой шифу Фэн Цин, другой — шимэй, а третий хранится в союзе. Когда бирка золотого листа появилась здесь, скажите, как “Ваньшэндао” не волноваться?
Карета покачивалась, Ли Ляньхуа поудобнее прислонился к спинке сиденья и сощурился.
— Ван Баши.
— Я здесь, дагэ, смело приказывайте что угодно. — Тут же заискивающе склонился перед ним Ван Баши.
Ли Ляньхуа дал знак ему сесть.
— В который час ты вчера вернулся домой и обнаружил… колдовскую свинью?
— Не сгорела и палочка благовоний после третьей ночной стражи, — мгновенно ответил Ван Баши.
Ли Ляньхуа кивнул.
— Почему ты запомнил так точно? — суровым тоном спросил Бай Цяньли.
Ван Баши оцепенел от испуга.
— В “Чертогах румянца”… по правилам гости могут оставаться только до третьей стражи, а потом их должны проводить, поэтому я выношу ночные горшки… примерно после третьей стражи.
— Третья стража? — нахмурился Бай Цяньли.
Во время третьей стражи уже глубокая ночь, пробраться в дровник Ван Баши несложно, трудность в том, чтобы притащить туда свинью, когда в борделе постоянно туда-сюда ходят люди…
— Эта красная горошина среди вещей, который ты нашёл в кармане белого платья, была обычной фасолинкой? — спросил Ли Ляньхуа.
Ван Баши пошарил в карманах, просветлел лицом и с трепетом передал ему фасолинку красного цвета.
— Вот-вот-вот, всё ещё у меня.
У него в карманах обнаружилась не только красная фасолинка, но и высохшая веточка дерева, на которой и впрямь держался сухой листок, а кроме этого — измятый лист бумаги.
Больше всего заинтересовавшись запиской, Бай Цяньли взял её в руки. Сверху густой тушью было наискось нарисовано несколько прерывистых линий, а с другой стороны написано: “Из четырёх может быть либо один сверху один снизу, либо один сверху четыре снизу, либо два сверху два снизу и так далее, выбрать одно”. Почерк был мелкий, но непохожий на руку Фэн Сяоци. Бай Цяньли перечитал несколько раз, но всё равно ничего не понял.
Ли Ляньхуа взял сухую ветку и призадумался.
— Ваша шимэй уже сочеталась браком?
Бай Цяньли сдвинул брови, так что образовалась складка.
— Маленькой шимэй едва исполнилось семнадцать, она ещё не замужем. Она родилась, когда шифу было уже за сорок, и шинян скончалась от болезни вскоре после её рождения. Говорят, маленькая шимэй родилась очень похожей на мать, шифу души в ней не чает и разбаловал так, что характер у неё своеобразный. Шифу… глава союза за последние два месяца присмотрел нескольких талантливых молодых людей из цзянху, подходящих на роль её жениха, но она ни за кого не вышла, да ещё и устроила большой скандал. Шифу был в поездке по делам в Дяньнани*, услышав, что шимэй безобразничает, поспешно вернулся в одиночку, но когда приехал, в тот день случилось происшествие с Цинлян Юем*, она бесследно исчезла. Шифу несколько дней провёл в поисках, но безрезультатно.
Дяньнань — юг провинции Юньнань
Цинлян Юй — “прохладный дождь”
Ли Ляньхуа пристально разглядывал красную горошинку. Алая словно голубиная кровь, по форме она напоминала сердечко с бордовым кружком посередине — и в самом деле красивая вещица.
— Акации плоды приносит жаркий юг. Но много ли взойдет, весною пробужденных?..* — пробормотал он, рассмотрев её. — Это явно плод акации, дерева тоски…
Цитата из стихотворения Ван Вэя (дин. Тан) “Тоскуем друг о друге”, пер. Г.В. Стручалиной:
Акации плоды приносит жаркий юг.
Но много ли взойдет, весною пробужденных?
Желаю, все же, Вам побольше их сорвать:
Хранят они навек тоску и грусть влюбленных.
Бай Цяньли передал бумагу Ли Ляньхуа и взял в руки фасолинку.
— Если белое платье принадлежало маленькой шимэй, то и эти вещи — её, вот только я никогда не видел, чтобы у неё был плод акации, и почерк совсем не похож.
— Если платье не её, то возможно, бирку золотого листа у неё забрала владелица этой одежды, — сказал Ли Ляньхуа. — Или же кто-то взял её вещи и засунул в карман белого платья, которое надел на свинью…
— Дело слишком странное, как доберёмся до владений союза, обсудим всё с главой, — покачав головой, тяжко произнёс Бай Цяньли.
Спустя день в дороге Ли Ляньхуа увидел самое богатое, процветающее и прославленное в Цзянчжэ священное место Улиня — владения союза “Ваньшэндао”.
Карета ещё не остановилась*, а издалека уже доносились звуки хуциня, кто-то играл, и мелодия тянулась, нежная и чарующая, словно жалобный плач. Он ожидал увидеть внушительный и великолепный дворец, но куда ни глянь — простиралось море цветов.