Ловчий смерти
Шрифт:
– Я не понимаю.
– Погоди, сейчас все поймешь, – ответил Ловчий, вытаскивая из ножен меч и кладя его рядом с костром.
Дочь бана во все глаза смотрела на загустевший мерцающий воздух, уплотнившийся в том месте, где лежал меч. Светящееся марево вздрогнуло, и прямо из него стала вырастать, поднимаясь, обнаженная женская фигура. Танаис вскрикнула, выронив флягу. Свет быстро померк, а у костра стояла необычайно красивая женщина. Меч исчез. Незнакомка внимательно рассматривала дочку бана. Длинные черные волосы частично скрывали ее наготу.
– Знакомьтесь, – Вергун был сама учтивость. – Танаис, перед
– Бедный ребенок, – незнакомка с укоризной повернулась к Сыну Карны. – Зачем ты затащил ее в это ужасное место?
– Так нужно.
– Грубый, жестокий Ловчий.
– Но-но, полегче, я, возможно, спас ей жизнь. Лучше скажи спасибо, что снова тебя позвал.
– Спасибо.
– То-то.
– Кто вы? – негромко спросила по-прежнему не на шутку испуганная Танаис.
– Вергун, расскажи ей!
– Нет уж, лучше пусть она услышит все от тебя.
Удивительная незнакомка подошла ближе и, усевшись рядом с девушкой на поваленное дерево, приветливо улыбнулась.
– Не бойся. Я Дева Клинка.
Танаис не понимала.
– Я последняя…
– Ты вышла из меча, я хорошо видела… когда сгустился воздух…
– Все правильно, я он и есть.
– Ты меч?
– Да.
– Так он живой?
– Не совсем… Вергун, – Мара нетерпеливо оглянулась, – что же ты молчишь?
– Да что тут скажешь, – задумчиво проговорил Ловчий. – Мара действительно последняя. Таких, как она, в нашем мире не существует уже больше сотни лет.
– Я не понимаю, – с отчаянием прошептала Танаис.
– Если признаться, я тоже, – усмехнулся Вергун. – Это одна из самых древних и загадочных тайн нашего мира. Я нашел ее совершенно случайно в старом заброшенном капище, уничтоженном в давние времена. То было совершенно безлюдное глухое место. Я очень удивился, обнаружив там остатки каменных строений. В одном из них я и отыскал меч, очаровавший меня своей красотой.
– Значит, ты меч? – робко уточнила девушка.
– Я меч, – улыбнулась Дева Клинка. – Я карающее продолжение руки, я свобода для тех, кто задержался на этом свете.
– Значит, меч все-таки живой?
– Меч мертвый, – покачал головой Ловчий. – Он лишь материальное воплощение силы. То, что мы хотим видеть, и то, что не хотим. Маленький мостик через Серую Зыбь.
– Это просто невероятно. – Теперь Танаис без страха рассматривала Мару. – Я никогда ничего не слышала о подобном.
– Была одна легенда, – мечтательно улыбнулась Дева Клинка. – Красивая сказка о двух влюбленных. Они не могли жить друг без друга, но между ними пролегала настоящая пропасть, их разделял меч. Кусок острой стали, поработивший женщину. Она оказалась в плену у проклятого клинка, который был необходим тому, кого она любила. Их невозможно разделить, но они оба были нужны ему, и меч, и женщина.
– Красиво, – согласилась девушка. – А можно мне тебя коснуться?
– Конечно, можно, – рассмеялась Мара. – Ты думаешь, я не настоящая? Думаешь, рассыплюсь от одного твоего прикосновения?
Танаис осторожно провела пальцем по плечу Девы Клинка.
– Ты теплая. У тебя такая же кожа, как и у меня. Скажи, разве тебе не холодно?
– Нет, я не ощущаю холода.
Вергун украдкой рассматривал свое проклятие. Дева Клинка рассказала дочери бана вовсе не легенду, ибо ТАК БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ. Теперь уже нет смыла гадать, почему ТАК все случилось. Как только он в первый раз ее увидел, то навсегда потерял себя. Он был незримо связан с ней в необъяснимое единое целое. Продолжение руки? Нет. Он носил в ножнах свою душу. Он ждал, он пытался быть терпеливым. Он ждал того дня, когда они, наконец, будут вместе. В одном мире. В одной жизни на двоих, в телах из плоти и крови, способных отдавать. Ради этого дня стоило жить, идти кровавой дорогой, служа самой смерти. Ради этого стоило потерять свободу. Все однажды закончится. Мать отпустит его. Вергун сполна заплатит Непостижимой свой кровавый выкуп. И за себя, и за Мару. Заплатит сполна, а после… уйдет. Уйдет не один, а с той, которая ему необходима.
Сейчас…
Вчера…
Через тысячу лет…
Только одна-единственная…
Ради нее он готов был на все. Он где-то там, долгожданный покой… Он подождет, он УМЕЕТ ждать, он терпелив и беспощаден. Беспощаден прежде всего к себе.
Ибо таков его путь, ПУТЬ ЛОВЧЕГО СМЕРТИ.
Когда Танаис уснула, завернувшись в плащ, Мара отозвала Сына Карны в сторону и, посматривая на спящую девушку, тихо произнесла:
– Разве ты не заметил?
– А что я должен был заметить? – удивился Вергун.
– Я думала, ты почувствуешь.
– Говоришь загадками.
– Значит, действительно не заметил.
– Да о чем ты, в конце концов?!!
– Тише, ты ее разбудишь. Эта девушка… Она ждет ребенка.
– Ты уверена?
Мара не ответила. Это объясняло многое, в том числе и ту клятву, которую взял с него Славер. Но как такое вообще могло произойти? Неужели дочь бана не понимала, чем это может закончиться для нее?
– Ее казнят, – спокойно проговорил Вергун. – Вернут в Эмброк, после чего убьют. Таковы законы. Другое дело, если бы она была из низшего сословия. Но Танаис из знатного древнего рода. Может быть, в Рваном Крае невинность и пустой звук, но у нас… Дочь бана подписала себе смертный приговор, когда легла под чужеземца. Не понимаю, на что она вообще рассчитывала. Рано или поздно все бы раскрылось. У южан с этим делом еще строже.
Сын Карны задумался.
– По обычаю, она должна была лишить себя жизни сразу после того, как узнала о смерти Славера. Только так можно было смыть позор, своей кровью.
– Но этого не произошло, – холодно заметила Мара. – Ничего не исправить, и ты это прекрасно знаешь.
– Все-таки как ты узнала?
– Я женщина, – возмущенно напомнила Дева Клинка. – Или ты забыл об этом?
– Нет, не забыл.
– Я сразу увидела, что внутри у нее зарождается новая жизнь.
– Что же теперь делать?
– Поговори с ней.
– Я… не смогу.
– Поговори, это очень важно.
Ловчий кивнул и, вернувшись к костру, разбудил девушку.
– Почему ты не сказала, что ждешь ребенка от Славера?
– Неужели заметно?
– Нет, еще нет.
– Но, как вы узнали?
– Мара… от Девы Клинка ничего не утаишь.
Зябко ежась, Танаис поплотнее завернулась в плащ.
– Ты понимаешь, чем рискуешь?
– Понимаю. Никто бы ничего не заподозрил. Мы хотели пожениться как можно скорее. Славер говорил, что такие вещи не имеют значения у него на родине…