Ложь
Шрифт:
– Давайте выпьем еще по бокалу шампанского и выйдем в зал. А пока нам будут подавать кофе, можно немного помузицировать, если угодно, – попыталась разрядить обстановку донья Сара и добавила, обратившись к племяннице. – Вероника, ты сыграешь нам на рояле, правда?
– Возможно, сеньор Сан Тельмо захочет и в этом заменить ее, – язвительно заметил Джонни.
– К несчастью, в игре на рояле не смогу, а вот Вы вполне. Я слышал, Вы больше музыкант, чем инженер. Играть гаммы лучше, чем строить дороги и мосты.
– Думаю, Вы правы. Теоретически, наша
– Как интересно, – донья Сара попыталась превратить в шутку резкие слова сына. – Очень забавно, как в кино.
– Нет, мама, это не забавно, а ужасно. Один я еще смог бы перенести тяготы подобного убогого существования, но мысль о том, что придется везти жену, к примеру, в чащобы Матто Гроссо…
– Любящую женщину не остановит бедность и убогое существование, – вмешалась в разговор Вероника. – Она будет счастлива несмотря на все тяготы, что ты описал. Для счастья ей будет довольно быть рядом с любимым, выполнять свои женские обязанности и гордиться тем, что она достаточно сильна, чтобы одолеть природу. Я согласна с дядей Теодоро, Джонни, ты неудачно пошутил. Я не стану язвить в ответ, но от чистого сердца скажу тебе прямо, Джонни, твои слова глубоко ранили меня. Мне очень больно, но это неважно. Я знаю, что всему в жизни есть своя цена, и за счастье стать женой Деметрио я заплачу, сколько потребуется!
– Вероника!
– Тетя Сара, ты предложила еще по бокалу шампанского? Так давайте выпьем за Матто Гроссо! За негостеприимную, дикую сельву, за зеленый ад, который для меня, возможно, станет раем! Деметрио, Джонни, пейте!
– Нет, Вероника, я не стану пить! – Джонни швырнул на землю, прямо к ногам Вероники, бокал с шампанским и удалился прочь. Покрасневший от гнева Деметрио рванулся следом, но дон Теодоро остановил его.
– Сеньор Сан Тельмо, прошу Вас, подождите!
– Но поведение Вашего сына…
– Прошу Вас, задержитесь на минутку и выслушайте меня. Мой сын не в себе, он болен, а Вы уже почти что наш родственник, так будьте великодушны, простите его.
– Но он глубоко оскорбил женщину, которая скоро станет моей женой.
– Я уверен, что Вероника тоже простит его. А сейчас, с Вашего позволения, я пойду к Джонни.
– Но, сеньор Сан Тельмо…
– Займись гостями, Сара. Простите меня, я на минутку, – дон Теодоро пошел вслед за сыном.
– Деметрио, я тоже прошу тебя успокоиться, – мягко сказала Вероника, положив руку на плечо жениха. – Джонни, должно быть, и в самом деле, не в себе.
– Он не в себе от ревности, от злости и отчаяния, Вероника! Он сходит по тебе с ума! Да-да, по тебе!
– Деметрио! – укоризненно сказала Вероника.
– Деметрио, прошу Вас, успокойтесь, – вмешалась донья Сара. – Какой
– Вам нужно извиняться перед сеньоритой де Кастело Бранко. Ваш сын вел себя с ней крайне недостойно.
– Деметрио! – Вероника снова попыталась успокоить Сан Тельмо.
– Да, Вероника, недостойно! – повторил Деметрио. – Он оскорбил тебя! А теперь, позвольте откланяться. Доброй ночи, – попрощался Сан Тельмо и ушел.
– Ну уж это чересчур! – набросилась на Веронику разгневанная донья Сара. – Это все из-за тебя! А всё твое легкомыслие и кокетство! Это ты виновата!
– Но, тетя!
– Если бы ты не морочила голову Джонни, то ничего этого и не было бы. А теперь кто знает, что будет дальше! Впрочем, у меня нет ни малейшего желания спорить и ругаться с тобой! – Донья Сара вышла из столовой, а следом за ней ушла и Вирхиния с довольной улыбкой на губах.
– Вероника, прошу Вас, успокойтесь, – к Веронике подошел Хулио Эстрада. – Если я по-дружески могу вам чем-то помочь, то я к вашим услугам.
– Не оставляйте Джонни одного, я боюсь, что они станут драться на дуэли! Это было бы ужасно!
– Я Вам больше, чем друг, Вероника. Увидев Ваши страдания, я понял, что я – Ваш слуга, Ваш раб. Я выполню Вашу просьбу, Вероника, и, если потребуется, ценой собственной жизни предотвращу дуэль, которой Вы боитесь.
***
Едва войдя в комнату, Вероника тут же вышла из нее. Она задыхалась в четырех стенах. Ее переполняла обида. Чистое, искреннее сердце неистово билось, все сильнее разгоняя кровь по жилам.
Все в этой спальне вдруг опостылело Веронике, стало ненавистным. Немало печальных дней провела она в ней: не раз тетя Сара несправедливо отсылала ее сюда, как в камеру пыток, за мнимые проступки или какую-то пустяшную провинность, раздутую коварством Вирхинии до небывалых размеров. Эта комната сполна знала и горечь беззащитности и непонимание. Да и сам огромный особняк рода Кастело Бранко теперь давил на нее, как могильная плита, зато в парке она нашла друга. В детстве он был ее приютом и тайным убежищем, в юности – миром грез и мечтаний. А на той скамейке, где Деметрио впервые поцеловал ее, влюбленное сердце Вероники искало оправданий его поведению, чтобы получить их со сладкими вздохами.
– Деметрио, ревнивец ты мой. Только ты можешь смотреть так на меня. Ревнивец, ревнивец мой. Я знаю, что, вероятно, из-за ревности ты часто заставляешь меня плакать. Ты очень властный, и хочешь, чтобы я была твоей рабыней. Ты считаешь меня строптивой и надменной, но если бы знал, каким ничтожеством я чувствую себя рядом с тобой… Я шла бы за тобой по пятам, как зверек, ела бы хлеб из твоих рук, проводила бы дни у твоих ног, глядя, как ты работаешь, думаешь, командуешь и даже забываешь обо мне. Мне было бы достаточно боготворить тебя.