Ложь
Шрифт:
Оставшись один, Джонни принялся неверными шагами бродить по кабинету. Толкнув стеклянную дверь, он вышел в столовую. Вирхиния, услышав его шаги, спешно покинула свой наблюдательный пост у окошка в парк и подошла к кузену.
– Джонни, ты такой бледный. Что с тобой? У тебя что-то случилось? – обеспокоенно спросила она.
– Ничего.
– Не отговаривайся. Мне кажется, ты заболел, у тебя ледяные руки. Да ты весь дрожишь!..
– Ох, Вирхиния, оставь меня ради бога!..
– Джонни, милый ты так страдаешь. Скажи
– За кого ты принимаешь папу, Вирхиния?.. Рассказать все Деметрио было очень тяжело и больно, и все же он это сделал.
– Значит, они не женятся? – глаза Вирхинии торжествующе вспыхнули.
– Почему же? Женятся. Сан Тельмо сказал, что для него это не имеет значения. Он просто отказался от приданого, чтобы Вероника не смогла подумать, что его привела к алтарю не любовь, а деньги. Сан Тельмо безразлично ее прошлое, думаю, он даже слушать о нем не хотел.
– Сан Тельмо дурак, у него нет чести и достоинства!
– Не говори так. Он честнее и достойнее нас. Он любит ее, понимаешь? Любит и знает, что она тоже его любит, да что там любит – боготворит! Сан Тельмо был рожден, чтобы побеждать, рассеивать иллюзии. Кто из нас сравнится с ним!
– Ты завидуешь ему.
– Ты права. Хотелось бы думать, что я ненавижу его, но это – не ненависть, это – зависть, ревность, злость и стыд, потому что он оказался сильнее и выхватил ее у меня из рук! Не знаю, как я смогу жить без нее! – выкрикнул Джонни.
– Но, Джонни... – Вирхиния попыталась что-то сказать, но он грубо прервал ее.
– Ты не можешь меня понять. Ни ты и никто из тех, кто меня окружает, даже папа. А вот Вероника поняла бы меня, если бы я мог сказать ей об этом! Ее душа понимает, что такое страсть и бури, которым нет названия, и в которых разум терпит крах. Да, она поняла бы меня, потому что в ее жилах течет кровь!
– Джонни!..
– Оставь меня, слышишь? Оставь! – Джонни пулей выбежал из столовой, не желая слушать Вирхинию.
– Что это с Джонни? – спросил, вошедший через другую дверь дон Теодоро. – Куда он побежал?
– К себе в комнату. Он такой печальный, – сокрушенно заметила Вирхиния. – Как это ужасно, что Вероника его терзает!
– Вероника была здесь?
– Нет, дядя, не была. Я имела в виду, что Джонни страдает, вспоминая, как Вероника с ним обошлась. Она делает вид, что ничего не понимает. Вот и сейчас она побежала в дальний угол парка.
– Что? – насторожился дон Теодоро.
– Бедняжка, должно быть, в нетерпении, ведь Сан Тельмо наверняка вернется, чтобы встретиться с ней и поговорить через решетку.
Взгляд Теодоро сделался жестким, а лицо выражало холодное презрение. Он пренебрежительно посмотрел на симпатичную и хрупкую, как куколка, девушку и отвернулся.
–
***
К месту свидания, высокой бронзовой решетке в глубине парка, намертво прикрепленной к каменной ограде, Вероника и Деметрио подошли почти одновременно. Парк здесь больше похож на цветущий густой лес, в котором нетрудно укрыться от посторонних глаз.
– Ну что, плохие новости? – дрожащими руками Вероника вцепилась в руки Деметрио. – Дядя отказал тебе? Не дал согласия на брак? – Ее глаза с тревогой ищут ответа на загадочном лице Сан Тельмо. Но как найти ответ, если серые, любимые глаза задают так много вопросов, но ничего не отвечают, а эти чувственные сладкие губы от боли и тоски стали безжалостно-жестокими?
– Для меня это самое лучшее известие в мире – твой дядя согласен.
– Деметрио, любимый!..
– Он навел справки обо мне и не возражал против нашей свадьбы.
– Деметрио, я самая счастливая женщина на земле!.. Но почему ты говоришь мне об этом так сухо? Почему в твоих глазах нет блеска? Почему ты не смеешься, не поешь от счастья, не сходишь, как я, с ума?
– Вероника!..
– Почему молчишь, не придумываешь новых слов? Впрочем, это неважно!.. Любимый, жизнь моя!
Мне тоже кажутся жалкими и убогими те слова, что я тебе сказала. Ну почему так беден и убог наш язык по сравнению с чувствами?
Деметрио не нашел слов, чтобы ответить. Ему горько и больно, словно что-то лопнуло в груди.
– Подожди, – облегченно выдохнул он, услышав раздавшиеся поблизости шаги дона Теодоро. – Кажется, сюда идут, так что я пойду.
– Подожди, не уходи, это, должно быть, садовник.
– Я должен уйти.
– И в самом деле, должны, инженер Сан Тельмо, – заметил подошедший дон Теодоро.
– Дон Теодоро!
– Дядя!
– У меня дар – приходить некстати, но это к лучшему. Хорошо, что пришел я, а не какой-нибудь сплетник-слуга, разносящий слухи, и придающий вещам смысл, которого, я надеюсь, они не имеют.
– Простите нашу бестактность, сеньор Кастело Бранко, – извинился Деметрио. – Я попросил Веронику встретиться со мной после нашего с Вами разговора.
– С твоей стороны очень благородно взять вину на себя, Деметрио, – вмешалась Вероника, – но совершенно ни к чему. Это я попросила его прийти, дядя. Я была слишком нетерпелива.
– Зная меня, у тебя было достаточно причин для беспокойства, Вероника, но, думаю, что инженер Сан Тельмо уже успокоил тебя.
– Прости меня, дядя. Я очень сильно люблю его, и я так боялась! В последнее время ты держался со мной так странно, будто не мог простить мне, что я полюбила его, будто возненавидел меня за то, что я отдала свое сердце ему, что предала твою мечту.