Ложь
Шрифт:
– Я и шагу не ступлю туда, куда Вы хотите меня завести. Я не стану отвечать на Ваши оскорбления, и не буду биться с Вами на дуэли. Я слишком хорошо понимаю, что Ваше единственное желание – не допустить мою свадьбу с Вероникой, а я безумно мечтаю об этой свадьбе, с ней связаны все мои помыслы, все желания.
– Ложь!.. Вы не можете желать этого так, как я!..
– Я нашел бы Веронику, даже если бы мне пришлось годами искать на дорогах ее следы... и если бы мне пришлось вырвать ее из Ваших рук силой, я вырвал бы ее! Никто, Вы слышите, никто не сможет помешать мне осуществить мое намерение!.. И что бы Вы ни говорили, что бы ни
– Верно, я не могу понять Вас. Вы уверяете нас, что безумно любите Веронику, и в то же время тащите любимую женщину за собой в чащобы Матто Гроссо. Уму непостижимо!
– Я не тащу ее, она сама хочет ехать.
– Ради любви к Вам!
– Может так, а может, ради любви к моему золотому руднику. Разве Вы не знаете, что она очень тщеславна и хочет стать чертовски богатой? Неужели не понимаете, что она по доброй воле выбрала свой путь? Не я тот противник, что отнял у Вас счастье... А ее судьба, Джонни, возможно, вызывает большее сострадание, чем Вы себе представляете.
– Что Вы имеете в виду?..
– Вы и сами это знаете, так что не стоит повторять. А теперь, хоть Вы и назвали меня трусом, я самым лучшим способом докажу Вам свою храбрость. Я уйду, не сказав Вам, что это Вы жалкий трус!
– Деметрио, но эти слова...
– Я возьму свои слова обратно, если Вы примете их, как предлог для вызова на дуэль… Я не вышел из себя, вытерпел Ваши оскорбления, и дальше буду терпеть их, сколько понадобится. Эту битву Вы проиграли, Джонни, но иногда поражение является победой. Не завидуйте моей победе, Джонни! – Деметрио развернулся и быстро пошел прочь.
– Деметрио! Деметрио! – только и успел сказать Джонни, протянув вперед руки, словно желая остановить его. От выпитого виски ноги вдруг стали ватными, в голове помутилось, и он без сил повалился на руки подбежавшего друга.
– Джонни, Джонни, пойдем отсюда, – затормошил его Хулио. – Слава богу, дон Теодоро! Как вовремя вы пришли, не иначе сам Бог послал Вас.
– Что здесь произошло? – Теодоро де Кастело Бранко решительно прошел через безлюдный бар и подхватил сына, помогая Хулио поддерживать его. Он с тревогой осмотрел опустевшие столики и одинокого бармена с почтением застывшего у стойки. – Что с Джонни?
– Ничего страшного, дон Теодоро, не волнуйтесь. Я нашел его здесь, когда он уже изрядно перебрал, и раз десять мог свалиться. Успокойтесь, это всего лишь виски.
– Мне не хватило терпения ждать вас дома.
– Но откуда Вы узнали, что мы здесь?
– Я немного знаю сына, и был уверен, что он станет вертеться у отеля “Палатино”, чтобы найти Деметрио де Сан Тельмо.
– Сан Тельмо был здесь.
– Они встретились, Хулио, встретились?
– Да.
Напившийся до бесчувствия Джонни ничком повалился на стол и лежал, не шевелясь. Хулио заметил тревожный взгляд сеньора де Кастело Бранко, направленный на сына, и продолжил рассказ:
– Сан Тельмо был один. Он сидел вон за тем столиком в углу, там они и поговорили. Не волнуйтесь,
– Мы сейчас же отвезем его. Сделайте милость, дайте бармену щедрые чаевые и попросите у него машину напрокат.
– А разве вы приехали не на своей машине?
– Я предпочел ничего не говорить об этом слугам. Зачем им знать подробности? К тому же, шофер уже спал, пришлось бы его будить, а это ни к чему.
– Я сейчас же раздобуду такси, – сказал Хулио и ушел.
– Джонни, сынок! Джонни! – оставшись наедине с сыном, дон Теодоро потряс его за плечо, но напрасно: тот лежал пластом и даже не шелохнулся. – Бедный Джонни, – расстроенно прошептал дон Теодоро, горестно покачав головой.
Деметрио поднялся в свой номер в отеле “Палатино”, запер дверь и закрыл окна. Он чувствовал себя загнанным в угол, и ему нестерпимо хотелось убежать от себя. Алкоголь не смог одурманить его. Ему казалось, что кровь с бешеной скоростью мчится по жилам, больно ударяя в виски, а неведомая доселе тревога колет его душу глубже, острее и тоньше жала.
– Ради любви она готова ехать со мной. Она сама сказала это Джонни: ради любви. Вероника меня любит... любит! Она ненавидела Рикардо, но любит меня… Его она погубила, безжалостно толкнула в лапы смерти, но готова ехать со мной, разделить мою жизнь… Возможно ли такое?.. Но если это так, я совершу преступление… Ох, нет!.. Остынь, успокойся! Речь не обо мне. Меня нет, я не живу, я лишь орудие в руках Провидения, ведь человеческая душа навсегда упокоилась в болотах Порто-Нуэво… И ради нее... только ради нее я сделаю это, когда придет день отмщения!.. Рикардо, братишка, я поклялся отомстить за тебя, и отомщу, перешагнув через себя! Меня не станет грызть совесть, я не буду сомневаться. Для нее не может быть прощения, иначе я втопчу в грязь твою кровь и возненавижу самого себя!
Деметрио быстро подошел к закрытому окну и настежь распахнул его. За окном был виден спящий город. На востоке разгоралось слабое розовое сияние, предвестник утра, и на фоне посветлевшего неба четко вырисовывались здания и холм, на котором возвышался аристократический квартал Рио…
– Господи, Боже мой, – взмолился Деметрио, – дай мне силы, чтобы я мог продолжить начатое. Не позволяй жалости, состраданию и глупой любви овладеть мной. Я должен продолжать, должен.
Он лихорадочно сжал виски дрожащими руками: его будущее – это черный, без выхода, тоннель, а настоящее – жгучая боль от душевной раны, которую нельзя забыть. Но вот Деметрио встрепенулся: его стальная воля была сильней инстинктов.
– Я должен написать ей, – он отыскал в столе бумагу и ручку. – Нужно стереть горький осадок прежних часов. Ужин, помолвка, меньше чем через месяц свадьба, а потом... Потом будет сельва. И там не придется притворяться… Там будет не рай в аду, а только ад. Сущий ад, и больше ничего! Ад, окончательный и бесповоротный ад!
“Вероника, любимая”, – начал писать Деметрио, судорожно вцепившись рукой в бумагу, скрипя зубами от злости и смеясь над самим собой.
“Вероника... Вероника... Любимая... Да-да, любимая, для нас с тобой это будет ад”, – ликовала мятущаяся в отчаянии душа Деметрио.