Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
— Нет, — сказал я, — но надеюсь на это.
Потом мы немного расслабились и выпили по несколько порций пятизвездочного бренди, и я порадовал ее так, как, собственно, и планировал весь день. Закончив, мы приняли душ в роскошной ванной комнате командирской каюты. Я наклонился сквозь клубы пара и прошептал в ее розовое ушко:
— А теперь не говори, что я ничего для тебя не сделал.
Она улыбнулась:
— О, я никогда такого не говорила.
Всех охватила лихорадка ожидания. Поскольку мы не знали, что творится внизу, «Жуков» сохранял радиомолчание до прояснения обстоятельств. Янеско проводил долгие дни на Полярном Круге с командой боевых ботов, которые до того
У нас тоже ускорился темп тренировок. Большая часть работы по сути своей уныла, но коль скоро жизнь в ближайшем будущем станет зависеть от гаджетов, невольно начинаешь живо интересоваться всякими гайками, болтами, штифтами и калибрами. Мы бесконечно проверяли и перепроверяли оружие. Помню, я чуть ли не с изумлением смотрел, как один из местных тупиц вслепую разобрал и снова собрал за тридцать секунд гранатомет, по всем объективным критериям куда более толковый, чем он сам.
Главный компьютер проводил диагностику всех систем, и это было хорошо. Но когда доходило до СТС, суборбитальных транспортных средств — шаттлов, если перейти на человеческий язык, — мы с Моралесом корячились, вручную проверяя, что крылья действительно при необходимости раскроются. Я решил присвоить каждому взводу символ. Вместо римского и греческого алфавитов, уже весьма затасканных, я выбрал иврит, назвал наши взводы «Алеф» и «Бет» и велел выгравировать эти знаки на всем оборудовании и шаттлах. Мы планировали использовать оба на случай, если враг собьет один при спуске.
По прибытии на Парадизо нам нужно будет покинуть шаттлы быстро–быстро-быстро на случай, если нас кто–то ждет, — и так же быстро на них вернуться, если придется срочно убираться. «По машинам — пристегнуться — отстегнуться — покинуть машины! Живее, чтоб вас!» — командовал О’Рурк и в подкрепление поддавал отстающим ремнем.
В общем, не секрет, что подготовка людей к бою — это бесконечная череда повторений. Солдатам мозги особо не нужны — они должны быть вымуштрованы, послушны приказам и не страдать от переизбытка нервных окончаний. А главное — они должны доверять командирам и товарищам и сами должны быть достойны доверия. Это и есть командный дух, и, пока мы тренировались, было любо–дорого смотреть, как он зарождается и объединяет даже тех, кто недавно был готов искромсать друг друга ножами из–за казарменной девки.
Мы с Моралесом волновались не меньше остальных, да что там — даже больше, что естественно для молодых офицеров перед первой операцией. Одно дело — сражаться, исполняя приказы, другое — отдавать их, зная, что можешь приказать не то и угробить своих людей, а заодно и себя. Более чем когда–либо мы полагались на своих сержантов, они понимали это и, обращаясь к нам «сэр», тут же тихо подсказывали, что делать дальше.
По вечерам я сидел в столовой и слушал Коса, и чем ближе мы были к месту назначения, тем больше он впадал в уныние. Местное солнце стало размером примерно с Луну, тускло–красную луну в ореоле дымки. Диск пересекал крошечный темный объект — Парадизо. Я сидел, наблюдая на мониторе перемещения этого уголька, и слушал, как Кос рассказывает, что те, кого мы прибыли спасать, ожидают гибели и запустения.
— Они бегут, — добавил он, — но они бегут от чего–то, от чего, как они сами понимают, убежать невозможно.
— И ты это все отсюда чувствуешь?
— Я же говорил, экстрасенсорика не подчиняется закону обратных квадратов. Это одно из ее самых странных свойств. Знаешь эти древние рисунки Дюрера. где горы, до которых миль пять, изображены по законам перспективы — крошечные, с ноготь размером — но так же четко и детально, как большие фигуры на переднем плане? Вот примерно что–то такое я и улавливаю. Очень далекое, но вполне отчетливое. Искажений и помутнений нет. Я не выдумываю!
А, чтоб его, подумал я, и ведь, наверное, действительно не выдумывает. Дар у Коса был удивительный, и я не мог с ним поспорить, как бы мне ни хотелось.
С каждым днем солнце становилось все больше и больше. Я взял куб из корабельной библиотеки и почитал немного — и даже заинтересовался всеобщей историей, которая в школе нагоняла на меня смертельную тоску. Система Н 2223 поначалу считалась древними возможным местом обитания людей — ну, с учетом, что это были довольно свеженькие древние, которые жили всего несколько веков назад, в эпоху Воюющих Государств.
Из–за войн приостановились космические исследования, но, с другой стороны, необходимость сражаться вызвала огромные технические усовершенствования. Особенно разработки, касающиеся природы темной энергии — естественной антигравитации, — и открытие того, как же все–таки можно превысить скорость света. Поэтому, когда мы наконец снова обратились к звездам, мы были лучше экипированы и обладали более продвинутым теоретическим пониманием нашей сложной мультивселенной. Все это неплохо было знать, пусть практическая ценность подобных знаний была для меня почти нулевой.
А так–то жизнь продолжалась — я занимался со своими ребятами физподготовкой, проверял оружие и посещал официальные обеды комсостава, причем Мари сидела во главе стола, а я по–прежнему с противоположного конца, потому что табель о рангах не делает исключений для любовника командира. Вечерами я пил с Косом и слушал, как он рассказывает, что угроза, нависшая над Парадизо, становится ближе с каждым днем, только вот он не мог сказать, что это, потому что оно было «темное».
— Представь его как объект с малозаметными характерными признаками, — предложил он однажды после третьей кружки пива.
— Значит, это объект?
— Я не знаю, что это. Он темный.
— Корабль пришельцев?
— Может быть. Если Зоопарк находится в яйце из сверхпрочной стали, их мысли не уловить, понятно? Вот и тот объект… темный.
Однажды ночью я проснулся от кошмарного сна про яму, полную чудовищ с человеческими лицами, — проснулся с жутким воплем, который, в свою очередь, разбудил Мари.
— Что такое? — сонно промямлила она.
— Вот то, что угрожает Парадизо, — сказал я, утирая пот со лба, — это не можем быть мы? В смысле, мы летим забрать их, и…
— Mon cher [49] , перестань выдумывать. В этом нет никакого смысла. У нас есть приказ, и мы собираемся его выполнить, только и всего. Обратного пути нет.
Она была права, и я снова уснул, а через несколько дней мы вышли на орбиту вокруг мира, который бедный старый Инноченте мечтал превратить в новый Эдем.
Ступить в первый раз на планету или другое космическое тело — немногим людям доводилось пережить подобное. И в будущем, надо полагать, немногим доведется. Воспоминание о Парадизо — один из незабываемых «первых разов» моей долгой жизни.
49
Милый (фр.).