Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
Мы высадились на волнистой равнине, покрытой высокой жесткой травой — ну, или чем–то с узкими листьями, похожим на траву. Солнце поднялось над горизонтом под углом в сорок пять градусов и походило на красный глаз какого–то космического чудища, высматривающего себе обед. Краснота придала оттенок всему — небо было лиловым, сине–зеленые листья казались черными, и все, от лужиц воды до бликов на наших масках, было словно в закатных лучах.
Мы не пользовались дыхательными аппаратами — в этом не было необходимости. Воздух содержал слишком много кислорода, и вдохнуть было все равно что опрокинуть бокал шампанского. С другой стороны, наши форменные ботинки внезапно стали казаться свинцовыми. Древние
«Алеф» шел первым, О’Рурк — впереди, я замыкал строй, присматривая, чтобы никто не отстал. «Бет», взвод Моралеса, держался за нами. Мы поднялись на невысокую гряду и увидели город, основанный Папой Инноченте. Мы не знали его названия, потому обозначили его О-1, Объект Один. Место было симпатичное, небольшие массивные дома из белого камня с красными и коричневыми черепичными крышами у небольшой бухты, окаймленной холмами, которые постепенно поднимались и превращались в далекие фиолетовые горы. Никаких высотных зданий, лишь одно широкое строение с низким белым куполом, чуть розоватым в лучах солнца. Сквозь шлем я услышал, как Моралес сказал: «А вот и храм». Он оказался прав.
Я не был уверен, что Кос поспеет за нами, и оставил его на «Жукове». Тем не менее я хотел поддерживать с ним связь. Мы посылали образы через камеры, вмонтированные в шлемы, и вскоре я услышал его голос, который было невозможно спутать ни с чьим другим:
— Кон, я не могу читать город. Все спокойно. Я вообще не чувствую колонистов, ни там, ни где бы то ни было еще.
— Как ты это объяснишь?
— Никак.
— Ты же чувствовал их из космоса, а теперь даже не можешь почувствовать их с орбиты?
— Я же сказал, что не знаю, как это объяснить.
Мы приблизились к О-1 со свинцовыми ногами и тяжело дыша. Мы откинули маски. Несмотря на пылающее солнце, воздух был приятным, почти прохладным на наших разгоряченных лицах. Небольшие черные зверьки — шестиногие кролики? — разбежались по траве, заметив нас. Животное, несколько напоминающее гиену (тяжелый торс, хилые задние лапы), выскочило из сине-зеленого леса справа от нас, описало широкий круг и снова исчезло. Оно бежало, двигаясь похоже на лошадку–качалку: вперед–назад, вперед–назад. Летающее существо с широкими треугольными крыльями нырнуло вниз, взмыло и тяжеловесно удалилось. Его тело казалось крошечным на фоне огромных крыльев.
Вдалеке образовались низкие тучи, сверху красные, посередине лиловые, иссиня–черные внизу. Очевидно, надвигался летний ливень. Словно в подтверждение моей догадки замелькали молнии — красноватого оттенка.
Мы вошли в город. Тревожная тишина. В местах, где должны быть люди, но их нет, чувствуется какая–то особенная пустота. Сигналы с корабля сообщали нам, куда нужно идти, и Моралес пошел по одной кривой улочке, а я по другой. Мой взвод разделился — первое и второе отделение направо, третье и четвертое — налево. «Держитесь стен, ребята». Я счел собственные реакции интересными — нервы натянулись, как струны, но страха не было. Только напряжение и полная готовность. Чувства обострились. Еще один шестиногий зверек скрылся за углом, и я долго слышал, как стучат его коготки.
Строения я помню очень отчетливо — каждый камень, каждую тень. Единственными звуками, кроме раскатов грома, были топот наших сапог и звяканье снаряжения. Улицы пересекались не под прямыми углами — они и небольшие переулки шли в произвольных направлениях, словно высохшие русла в пустыне. Вывески были намалеваны прямо на стенах, как в Помпеях: «Жрачко», «Хароший вино», «Двадцать ножек тута». Это бордель или обувная лавка? Понятия не имею. Язык изменился в устах колонистов, как это всегда случается.
Со мной говорила Мари, потом Кос. Они сошлись на том, что в городе не было людей — кроме нас. Но, когда кусок черепицы сорвался и разбился о мостовую, все, включая меня, подскочили. Мы вышли на неправильной формы площадь, окруженную лавками — совершенно пустыми. «Молодое мясцо» — лавка мясника или невольничий рынок? Судя по виду, все же мясной. Невыразительный механический голос твердил мне в ухо: «Лейтенант Кон, двадцать градусов направо, широкая улица, храм, двадцать четыре часа».
Хорошо, когда тобой руководят с небес. И да, там был храм с широким низким куполом, который внезапно высветила вспышка молнии на фоне свинцовых облаков. Мы обошли площадь, по–прежнему прижимаясь к стенам. О’Рурк посылал по одному бойцу обыскивать все здания, мимо которых мы проходили. Чу со своим взводом поступал так же. Рядовой заорал высоким нервным голосом, высовываясь из окна на втором этаже: «Ни души, сержант!» — и О’Рурк ответил потоком ругательств — напряжение разрядилось, и все заржали.
Мы встретились под портиком храма. Мы с Моралесом, отдуваясь, поднялись по ступеням и хлопнули друг друга по ладони. Храм был круглый, с внешним и внутренним рядом колонн, между которыми свистел прохладный ветер, предвещая бурю. Внутри было как в греко–римском амфитеатре, сидячие места, рассчитанные на пару тысяч человек, спускались к круглой сцене посередине, расположенной под отверстием в куполе. Над ней висела помещенная в прочный транспластовый столб метров в шесть высотой, видная отовсюду блестящая, выполненная из хрома модель ДНК, словно поглощающая весь свет, попадающий в помещение.
Я почувствовал себя не в своей тарелке и одновременно ощутил восхищение, как неверующий при созерцании Каабы. Один из наших тупиц громко спросил: «А это что за гребаная штуковина?» Но остатьные говорили шепотом, как это обычно бывает в храмах, даже если они посвящены богам, в которых ты не веришь.
Людей здесь не наблюдалось — и каких–либо признаков опасности тоже. Сквозь встроенное в шлем переговорное устройство я вызвал шаттлы и отдал приказ переместиться на площадь, но по–прежнему оставаться закрытыми. Затем мы принялись устраиваться на ночлег. Места, чтобы разлечься, было более чем достаточно, потому что на всем этом огромном пространстве нас было всего семьдесят два человека. Бойцы включали фонарики и перекусывали сухим пайком. У всех было с собой еды на три дня, и сержанты присматривали, чтобы никто по дурости не умял все за один присест. Мы с Моралесом стояли у колонны, глядя, как мерцают огоньки в сгущающейся темноте. Модель ДНК улавливала и отражала их, и, думаю, поэт нашел бы, что об этом написать. Но у нас тут не было поэтов, по крайней мере, никого, о ком я был бы в курсе.
— Прежде чем пожуем, — тихо сказал Хесус, — я тебе кое–что покажу. Мы заметили его, когда пересекали площадь. Это недалеко.
Когда мы вышли, шаттлы как раз приближались. Они опустились на камни с неизбежным скрежетом и аккуратно припарковались, почти соприкасаясь крыльями. Небольшой дождь начался и усилился, пока мы пробирались к низкому, лишенному окон зданию, похожему на промышленное строение. Рядом стояло другое здание без окон, над дверью была вырезана надпись: «Здеся лижат дарагие миртвесы».