Луна как жерло пушки. Роман и повести
Шрифт:
Внезапно он вздрогнул: девушка подошла к стулу, на котором он сидел. В темноте тускло светились черные распущенные волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам. Белела длинная, до пят, рубашка.
— Почему ты не хочешь прилечь? — вместе с легким дыханием услышал он глуховатый голос. — Спать осталось совсем немного.
Это он знал. И все же слова девушки, вернее, какой-то намек, послышавшийся в ее голосе, встревожил его. Привело в замешательство и движение, какое она сделала рукой, — призывное, манящее. Внезапно он оказался под одеялом, и легкая, тонкая рука обхватила его за плечи — чтоб не свалился с лавки. Лавка и в самом деле была слишком узкой, нужно было приложить немалые усилия, чтобы
— Ты, кажется, близкий товарищ Илие, да? — спросила она, теперь уже сама изо всех сил прижимаясь спиной к стене. — Тебя зовут Тома Улму, правильно?
Трудно было понять, верит она в свои слова или же сама сомневается в сказанном, однако голос у нее был настороженный, глуховатый. Он не знал, как и что следовало отвечать, но она, похоже, и не ждала никакого ответа.
— А кто такой этот Тома Улму?
— Один из… Ну, как тебе сказать… Так все его называют. Хотя ты, конечно, должен лучше знать… Господи, какая колючая борода! Ну ладно, кудрявый, спи! — прошептала она, решительно укладывая его голову к себе на плечо. Похоже, она и в самом деле была колдуньей — сразу после этих слов, после мягкого, ласкового прикосновения девичьей руки он уснул.
Сколько, однако, он спал? Что заставило его проснуться? Когда он очнулся, то понял, что они снова обнимают друг друга и объятие это очень крепко, как будто каждый старается удержать другого от падения в глубокую пропасть.
Он попытался вырваться, высвободить тело из ее рук, но внезапно почувствовал, что не может решиться на это. А что с нею? Спит или это только кажется, будто шепчет чье-то имя во сне — похоже, Кику, — все время зовет кого-то, просит остаться, остаться, не уходить…
Нет, нужно вырваться, разом оборвать это забытье! К чему оно может привести? Ему ли не знать, к каким страшным, фатальным последствиям приводит потеря контроля над собой! Потом всю жизнь будешь каяться, до конца дней не простишь себе… Нужно подняться на ноги, причем сделать это так, чтоб не разбудить девушку, не прервать ее сон и эти страстные, отчаянные призывы…
Сначала хотя бы установить крохотную, еле заметную нейтральную зону и только после этого оторваться от теплого, сонного тела любимой девушки Кику, того самого Кику, которому завтра на рассвете предстоит… Хотя почему же завтра? Сегодня, через два-три часа..
"— Полотнище спрятал в надежном месте?
— В надежном.
— А точнее?
— Точнее — в надежном".
Но где все-таки спрятал он это самое полотнище? И планку, и кнопки? И почему не захотел сказать об этом напрямик? Значит, кому-то не доверял, но кому, кому именно? Где б ни находились заготовленные предметы, по сигналу Волоха он все равно должен будет резким, решительным рывком вытащить из-под куртки полотнище и прикрепить его кнопками к планке… Ему дано на это три минуты. Только три. Планка, как предупреждал Волох, должна быть из мягкой, податливой древесины, чтобы кнопки легко входили в нее… Место и время точно обусловлены. На Центральной площади, там наиболее оживленное движение. Причем в самом начале дня, чтоб новость не сразу дошла до полицейских… Все зависит от Кику. Выдернет из-за пазухи полотнище, прикрепит к планке и расправит его, развернет, чтоб развевалось на ветру…
— "Долой фашизм!"
— Разве вы не спите?
То был голос Виктории. Только голос. Лицо — бледное,
Когда ж она успела подняться? Умытое лицо, аккуратно причесанные волосы, хотя коса еще не заплетена.
— Чайник на примусе, согреетесь чаем. Вон там, на столе, хлеб.
— Зачем это нужно в такую рань?
Ему не хотелось, чтоб она вышла из дома первой. По тысяче причин, в первую очередь — из соображений той же конспирации.
— Не уходи, пожалуйста, Виктория. Тебя, кстати, зовут Виктория? — говорил он только для того, чтоб не молчать, чтоб не дать ей возможность покинуть комнату.
— Да, именно так. Мне пора уходить… На работу, — добавила она. — Ключ поверните два раза и спрячьте под половик.
— Где ты работаешь? — одним духом выпалил он. — У тебя есть специальность? Швея, да?
— Швея, — сказала она, лишь бы как-то ответить на вопрос. — Я ухожу.
"Мда, она во всем подражает Кику, даже держится точь-в-точь как он. И все же слегка переигрывает", — снова поддался он сомнениям.
— Ты называла имя Тома Улму. Кто это: какой-нибудь гайдук?
— Я ничего о нем не знаю.
— А я не верю, что ты портниха. — Он решился на эти слова только потому, что не знал, о чем говорить еще. И внезапно заметил, что под мышкой у нее в самом деле… портновский метр!
— Зачем тебе эта деревяшка? — снова спросил он, решив во что бы то ни стало отвлечь ее внимание и каким-то образом выйти на улицу первым. — У женских мастериц, по-моему, таких не бывает. — Он поднялся с лавки. — Дай-ка посмотреть.
— Зачем он вам? Метр как метр. Им отмеряют ткань, — и взялась за ручку двери.
— Подожди, подожди минутку! — Он потянулся к деревянной рейке, пытаясь испробовать ногтем древесину.
То была обыкновенная планка из мягкой породы дерева — ели.
"Еще должны быть кнопки", — подумал он, но "портнихи" давно уже не было в комнате.
Уходя из мансарды, он дважды повернул ключ в замке, когда ж нагнулся, чтоб засунуть его под коврик у двери, почувствовал, будто совершает какой-то извечный ритуал.
Он усмехнулся про себя, с легкой грустью подумав, что в душе все еще не угасли наивные и милые воспоминания детства… Что и говорить, девушка выглядела необычно, под стать какой-нибудь царевне из "Тысячи и одной ночи", — но тут же понял, что просто пытается смягчить, как-то уравновесить странные, удивительные ощущения минувшей ночи.
Прежде чем спуститься с узкой винтообразной лесенки, он сосредоточенно посмотрел на часы, и это означало переход в зону иных мыслей и забот. Жестко напомнила о себе необходимость дождаться мгновения, названного "Три минуты против третьего рейха". Он должен окончательно, собственными глазами убедиться в честности, абсолютной и беспредельной, Волоха, ответственного за местную организацию. Своими глазами увидеть… знамя, взметнувшееся над площадью. По-человечески он больше всего на свете хотел сейчас этого, только этого.
Три минуты…
Наблюдать за операцией придется из боковой улочки. Он заранее прошелся по ней вчера… Нужно еще раз сверить часы, однако… Что это за тип промелькнул перед глазами; он встречается ему уже второй раз..
Обычное совпадение? Трудно поверить. Подумать только: бродяга и сам воротит от него рожу! А походка, походка, она так и выдает его! Какая-то фальшивая, явно чужая, взятая напрокат у людей, состоящих на службе…
Но вот наконец можно разглядеть и лицо. Мгновение-другое он смотрит на подозрительного человека и внезапно понимает, что ни за что на свете не смог бы удержать в памяти его глаз, их выражения. Они безлики, эти глаза, поскольку человеку нужно всегда таиться.