Лузитанская лира
Шрифт:
Даже в молодости Кентал мало писал о любви к женщине, а если и писал, то по-дантовски преображал ее в ясновидицу сущего (его юношеская поэма 1863 г. так и называлась «Беатриче»). Кентал был влюблен — трагически неразделенной любовью — в Жизнь, в обладающую бессмертной душой Природу, как истинный влюбленный, жаждал полного с любимой слияния — а ведь оно могло означать только его собственную гибель! Эта сверхличностная — сверхчеловеческая — любовь продиктовала Кенталу лучшие строки его «Современных од» (1865) и сонетов, которые он писал на протяжении всей жизни. И она же увлекла поэта в «океан ночи», «где нет сознанья, хоть и есть бессмертье»: в 1891 году тяжело душевнобольной Кентал покончил жизнь самоубийством.
Титаническая фигура Кентала заслоняет собой тех, по-своему очень значительных португальских лириков, которые творили в одно с ним время. А ведь среди них был и Жоан де Деус (1830–1896), которому Кентал посвятил первую книгу своих сонетов (именно де Деус открыл Антеро тайну неувядаемости этого традиционного жанра). Рядом с Кенталом, надолго Кентала пережив, создавал свою реалистическую летопись современности Герра
Неудивительно, что у Верде — поэта-постсимволиста — не было последователей. Логика литературного развития еще только вела португальскую поэзию к символизму, утвердившемуся в ней на рубеже 1880–1890-х годов. Символизму, программа которого выражена в знаменитых строках Верлена:
За музыкою только дело. Итак, не измеряй пути! Почти бесплотность предпочти Всему, что слишком плоть и тело…Герценовская стихия музыки буквально захлестнула португальских поэтов конца XIX — начала XX века. Она ощутима в стихах Антонио Нобре (1867–1900) и Эуженио де Кастро (1869–1944). Она разлита в мелодичнейших и нередко написанных на музыкальные «сюжеты» строфах Камило Песаньи (1867–1926). Наконец, пределом движения символизма к бесплотности, к развеществлению мира в краски и оттенки красок (алость и белизна, тусклость и блеск, зелень и золото Песаньи), звуки и туманности, пределом его воспарения над миром стала поэзия Тейшейры де Паскоаэса (1877–1952), теоретика так называемого «саудозизма» (от saudade). Создавая свой «саудозистский» миф, объявляя глубокую меланхолию, тоску, ощущение заброшенности в мироздании извечным свойством португальского духа, Паскоаэс как бы «национализировал» символизм, ставший к началу XX века вполне космополитическим литературным направлением. И только огромный лирический дар поэта — в лучших стихах — удерживает его от сентиментальных банальностей.
К началу первой мировой войны португальская поэзия являла собой, перефразируя слова В. Брюсова, сказанные по другому, но близкому поводу, достаточно тусклую картину: «Центр ее занимали символисты… Но в лагере символистов уже чувствовалась усталость; движение вперед остановилось, сменилось застоем, который явно грозил превратить мятежный поток 90–900-х годов в загнивающее болото» [7] .
Из этого застоя ее вывели Марио де Са-Карнейро и Фернандо Пессоа… Но здесь мы вплотную приблизились к «центру», это — совсем иная эпоха истории Португалии, вместившая в себя и две мировые войны, и долгую ночь фашистской диктатуры, и Апрельскую революцию 1974 года, это — и новая глава в истории португальской поэзии, знакомство с которой советский читатель уже начал [8] .
7
Брюсов В. Я. Собр. соч., т. 6. М., 1975, с. 496.
8
См.: Португальская поэзия XX века. М., Художественная литература, 1974; Пессоа Фернандо. Лирика. М., Художественная литература, 1978.
С. Пискунова
ГАЛИСИЙСКО-ПОРТУГАЛЬСКАЯ ЛИРИКА
Дон Жоан Перес де Абоин
«Матушка, могло ль такое статься…»
«По проселкам, по опушкам…»
Дон Альфонсо X
«Роза из роз и из зарниц зарница…»
«Кто в делах не знал удачи…»
9
Речь идет о войне Альфонсо X с гранадским эмиром, в которой Альфонсо удалось завладеть Хересом и внести тем самым свой вклад в реконкисту — отвоевание полуострова у арабов (мавров), вторгшихся на него в 711 году.
Дон Аафонсо Лопес де Байан
«Решила нынче в церковь я пойти…»