Львиное Сердце. Дорога на Утремер

Пенман Шэрон Кей

Алиенора взяла масляную лампу и, усевшись, приготовилась читать письма. Но не успела она сломать печать на первом, как подняла взгляд и наткнулась на растерянную физиономию Беренгарии. Проведя рядом несколько месяцев, королева пришла к выводу, что из девушки получится подходящая жена для сына — он ценит спокойную храбрость и здравый смысл. Её радовало, что принцесса не выразила никаких претензий на повышенное внимание к себе, чего так опасался рыцарь, но она прекрасно понимала досаду невесты, для которой не нашлось весточки.

— Даже самые

умные из мужчин лишены женской проницательности или сообразительности, дитя, — напрямик заявила Алиенора, грустно улыбнувшись. — Это целиком справедливо в отношении отца Ричарда, который был напрочь лишён хоть капли романтики. В первое время после свадьбы Гарри был так скуп на комплименты, что я наконец взбунтовалась. Он заявил, что в лести нет нужды. Если женщина красива, она сама это знает, а если нет, уличит мужа во лжи.

Хотя Беренгарию слегка смутило, что королева заметила её обиду, будущая свекровь впервые заговорила с ней вот так, как женщина с женщиной, и эта доверительность была приятна.

— Ричард такой же, как отец? — спросила девушка.

Алиенора открыла уже рот, но спохватилась с некоторым удивлением, что не знает, как ведёт себя сын с женщинами. Она так многого оказалась лишена за годы заточения, потеряла время общения с сыновьями, которого уже не наверстать. Однако давным-давно ей удалось усвоить один урок — от сожалений нет никакого прока. Королева улыбнулась Беренгарии.

— Да, сходства между ними больше, чем любой из них соглашался признать. Поэтому по своему опыту скажу, жизнь с Ричардом не всегда будет мирной. Зато на скуку жаловаться не придётся.

Беренгария улыбнулась в ответ, припомнив застольную беседу с одной итальянской графиней в Риме. Та спросила в шутку, какое качество является самым важным в супруге, сама предложив в качестве своего мерила богатство. Хавиза съязвила, что самый хороший муж — муж, который в отъезде. Алиенора высказалась в пользу остроумия, способности заставить её смеяться. Беренгария предпочла бы доброту. Ей вспомнились отец и нежность, которую он неизменно выказывал к матери. Но вслух высказывать своё мнение принцесса не стала, из опасения показаться наивной. Теперь ей хотелось спросить Алиенору, добр ли её сын. Да только выяснять это придётся самой.

Новый супруг Хавизы Беренгарии не понравился. Вильгельм де Форс заправлял разговором за обедом на следующий день, не давая вставить слова даже графу Фландрскому. Он без устали распространялся о своём командовании флотом Ричарда, расписывая путешествие по океану в таких красках, что Беренгария вздрагивала при мысли о плавании по бурному, беспокойному морю, разделяющему Италию и Утремер. Но дальше стало ещё хуже, потому как Вильгельм начал повествовать женщинам про ужасы, поджидающие армию в Святой земле.

— Чума и голод терзают это несчастное королевство, представляя угрозу большую, нежели кровожадность неверных сарацин, — провозгласил он напыщенно. — В течение зимы, когда корабли не могут подойти

к лагерю в Акре, запасы провизии иссякают настолько, что грошовый каравай хлеба достигает сорока шиллингов, одно яйцо стоит шесть денье, а за мешок зерна отваливают сотню золотых монет. Лошадь дороже ценится мёртвая, чем живая, а людям приходится есть траву, чтобы выжить. Если бы епископы Солсберийский и Веронский не собрали денег для кормёжки неимущих, то бог весть сколько народу могло бы умереть.

Андре и Морган обменялись удивлёнными взглядами, поскольку послушать де Форса, подумаешь, что он был при осаде Акры сам, а не почерпнул сведения из вторых рук, из письма Ги де Лузиньяна к Ричарду.

— Приход трёх грузовых кораблей облегчил голод, — продолжал адмирал. — Но от чумы защиты не было. Смерть без устали собирала кровавую жатву, и благородное происхождение не служило защитой. Королева Иерусалимская и её юные дочери умерли в Акре. Граф Блуаский и его брат тоже. Архиепископ Кентерберийский. Великий магистр тамплиеров. И твой внук, государыня, молодой граф Шампанский...

Алиенора ахнула, и де Форс запоздало кинулся её успокаивать.

— Нет-нет, он не умер. Однако его поразила та же хворь, которая убила дядю, и какое-то время жизнь Генриха была в опасности. Говорят, сам воздух Утремера вреден для вновь прибывших, да и как иначе объяснить, почему столь многие заболевают сразу после приезда?

Морган заметил, как побледнела вдруг Алиенора, да и Беренгария спала с лица, и нахмурился, удивляясь такой бесцеремонности де Форса. Неужели он полагает, что матери Ричарда и его суженой захочется слушать обо всех этих смертях и бедах, поджидающих короля в Утремере?

— Государь построил деревянный замок на холме близ Мессины, — сказал он вдруг. — Он велел пронумеровать все части, чтобы его можно было разобрать и собрать снова по прибытии в Утремер. То же самое проделано с осадными машинами, поэтому под Акрой их легко будет собрать.

Женщины выразили интерес, но де Форс не собирался так легко выпускать из своих рук нить беседы.

— Морган, скажи им, как назвал король этот замок, — хмыкнул он. — «Мате-Гриффон» — «Убийца Греков»!

И адмирал пустился в мелодраматический рассказ о захвате Ричардом Мессины, после чего вернулся к любимой теме — гибельным просторам Святой земли.

К этому моменту Андре тоже заметил воздействие болтовни де Форса на Алиенору и Беренгарию.

— Мне кажется, — ловко вставил он, — королева и леди Беренгария предпочли бы услышать о встрече государя с пророком Иоахимом из Кораццо.

— Воистину так. — Алиенора повернулась к Беренгарии с целью пояснить, что Иоахим — знаменитый святой, прославившийся знанием Писания и толкованиями книги Откровения. Но принцесса в пояснениях не нуждалась.

— Я слышала о нём! — воскликнула девушка, и взгляд её загорелся. — Он говорит, что было три эпохи: отца, сына и святого духа, и что близятся последние дни, предшествующие Страшному суду.