Любимая мартышка дома Тан
Шрифт:
А когда я поднял глаза на окружавшую нас улицу, оказалось, что за эти мгновения в городе произошло другое чудо: вечер сразу, без перехода, превратился в ночь, и душная тьма начала расцвечиваться сотнями медовых огней.
– Я хочу здесь жить всегда, – сказала, вздыхая, успокоившаяся Ян.
А потом настал новый день, и тут уже потрясение пришлось пережить мне.
Сразу за еврейским кварталом (евреи – лучшие в мире красильщики тканей, вспомнил я) был вход во дворик, странно напомнивший мне наше подворье на Восточном рынке в Чанъани. Такая же двухэтажная подкова, состоявшая из множества ресторанчиков
На громадного человека я наткнулся у самого входа.
– Вы пришли слишком рано, почтенный, обед только начали готовить, – на хорошем согдийском озабоченно начал он отсылать меня вон, одновременно поворачиваясь ко мне всем мощным корпусом – и замолкая.
Я стоял и смотрел на него, долго, молча. Не шевелился и он.
– Я же знал, что вы не могли погибнуть, хозяин, – наконец простонал Сангак, потом поднял голову к верхушкам деревьев и радостно завопил что-то, размахивая рукой.
Меванча, такая же реальная, живая и весёлая, буквально протанцевала вниз с ближайшей лестницы – несмотря на очень большой и круглый живот, который она гордо несла перед собой. Встретившись с моими, её голубые глаза засияли, как лёд под солнцем.
Каким же тяжёлым, оказывается, был камень, который лежал у меня всё это время на сердце. И как легко мне будет без этого камня теперь, когда худшая часть моих проблем уж точно позади.
А дальше мы сидели на возвышениях, в благословенном тенёчке, и пили странный местный чай с оттенками смолы и розы.
– Я жив только благодаря Меванче, – слегка смущаясь, признался мне Сангак. – Я сам, как вы помните немало помахал мечом в юные годы, но никогда не видел, чтобы женщина вытворяла такое, как она.
– А я жива благодаря ему. Это человек, с которым можно танцевать любой танец, – вклинилась в разговор великая танцовщица. – Он набросил на этих двух подстреленных большую тряпку, которая служила раньше навесом от солнца. Отличная идея!
– Вообще-то подстреленных не было бы, если бы ты не пустила в ход свой игрушечный арбалет, – поправил её Сангак. – Первая стрела – ещё понятно, если бы не она, меня бы уже не было в живых. Но как она с такой скоростью зарядила вторую – загадка. Они были, конечно, просто ранены, но дальше… под тряпкой особо не побрыкаешься, по крайней мере в первые несколько мгновений.
– И Сангак сделал то, о чём я даже не успела его попросить, – отобрал у этих подстреленных мечи, – добавила Меванча.
– Один я взял в руку и хотел бросить ей, а второй засунул под мышку – для себя, – вздохнул Сангак. – И представьте себе моё удивление, хозяин, когда эта молния в человеческом облике подскочила ко мне и вырвала у меня оба меча! А затем протанцевала на цыпочках между четырьмя как раз подоспевшими воинами в броне – четырьмя! Крови было как в мясном ряду на рынке… Что за женщина!
– А тогда уже мечей на земле валялось сколько угодно, и Сангак довольно резво добил двоих раненых, и за ними свалил ещё троих,– заключила Меванча. – Но потом надо было очень быстро бежать, потому что
– Гунсунь Ян, – понял, наконец, я. – Это был танец в стиле Гунсунь Ян, с двумя мечами…
– Господин смеётся над его преданной младшей сестрой, – начала заводиться эта Томирис наших дней. – Мечи Гунсунь Ян всегда были тупыми, и эта жуткая женщина не имела понятия, что с ними делать в реальном бою.
– Где сейчас Гунсунь Ян? Кто знает? – меланхолично вставил Сангак. – А мы – здесь. Я только успел подняться наверх, за деньгами, пока Меванча пугала мечами этих красавцев, а те перегруппировывались и звали подмогу. Все подворье уже горело, дым помог нам скрыться…
– Но человек с отрубленной рукой! – не выдержал я. – И женщина рядом!
– Ну, я и подумал, что их примут за нас – обгоревшая одежда и неузнаваемые лица – иначе и быть не могло… Это был Вгашфарн, хозяин. Ему отрубили руку и ещё почти отсекли голову. А с ним Маха. Я не видел, как её убили. Очень, очень много людей погибло сразу же… Мне надо было только чуть подтащить их повыше, к лестнице, чтобы всем было видно. Они все равно сгорели бы – огонь был уже везде. После чего можно было быть уверенными, что нас искать больше не будут. Никогда не думал, что способен так быстро двигаться, да ещё весь увешанный сумками с деньгами…
– И потом? – продолжал я расспросы.
– А вот потом было плохо, – серьёзно ответил Сангак. – Мы вернулись на подворье, оказалось, что всадники ускакали, но делать на подворье было уже нечего. Надо было трогаться в путь. Но мы ждали вас. Ждали день, два, три. Из города ушла вся гвардия. Потом начали появляться отряды мятежников – уже не та жалкая горстка, как в тот день, а побольше. И я понял, что если бы вы хотели… и могли… то к этому времени нашли бы нас. Или караван. Так что караван тронулся в путь… А я подождал ещё немного. И, пристроившись к другому каравану, мы двинулись на юг, поскольку дорога на запад стала, как бы это сказать, уже ненадёжной. Наш путь был совсем недолог. Хорошая дорога, почтовые станции… Оставалось только верить, что вот этот день, сегодняшний, – что он придёт, – завершил мой дорогой друг.
Я уже понял, что если бы всего-то навсего показался на сгоревшем подворье чуть позже, то жизнь моя сложилась бы куда легче. Можно было бы не послушаться бессмертного, пробраться вместе с Ян в столицу и спокойно пуститься в путь в любом направлении. Но кто же спорит с бессмертными? Оставалось надеяться, что Сангак никогда не узнает, сколько я наделал глупостей за последнее время.
– Вы ведь мне все расскажете – что с вами произошло, почему путь занял у вас так много времени? – наклонился ко мне Сангак.
– Все расскажу, – торжественно пообещал я. – А пока скажу только, что в какой-то момент я оказался сначала в форме гвардейского офицера – с конём, но почти без денег. А потом, поскольку за офицером этим гнались, пришлось переодеться вот в эту одежду. И остаться уже совсем без денег, – поведал я, незаметно переводя разговор на то, что меня волновало больше всего.
– Сангак, ты понимаешь, что человек, сидящий перед нами, в одежде даоса и без денег, пробирался через всю империю до самого её юга? – сказала Меванча. – Я хочу все об этом услышать. Потому что такие вещи надо рассказать нашим детям.