Люблю. Ненавижу. Люблю
Шрифт:
А Сенобабин кругами пошел к могиле Ильи Котова и, вытащив из кармана бутылку оранжада, открыл ее зубами и выпил почти всю... Затем, покосившись на немытую луну, рыгнул и пошел устраиваться на ночлег в самый уютный кладбищенский склеп.
Склеп барона Дюсселя был лакомым кусочком для пережидавших свою жизнь на кладбище, и именно в эту ночь склеп пустовал и был привлекателен, как никогда... Лев Сенобабин вошел в него, как хозяин жизни, да, примерно так оно и было...
В подъезд, где жил Растаман, забежала Колпастикова, а вместе с нею серый грязный кабысдох... В зубах у кабысдоха
– Люда-а-ааа?... – шепотом спросил Растаман.
– Люда... Люда... – не стала отпираться Колпастикова. – Кобель чертов!.. А ну-ка, как меня зовут?... Ась?... Жду – три секунды!!!
– Гражина!.. – испуганно прокричал Растаман.
В комнате стало тихо и запахло угрозой...
Но все обошлось, хотя с Риммой Колпастиковой шутки были плохи!
Улица Маринеску. Дом на самом краю Тапы – за большим забором, с садом и бассейном. И сюрреалистичный пейзаж вокруг – середины эстонского мая... Блестящий обтекаемый вишневый минивэн «Мерседес-V-280» стоял у входа в дом, рядом сидел серый грязный кабысдох – с чем-то в зубах... Подумав, он лег и попытался уснуть неподалеку от заднего колеса минивэна.
Тишина не омрачалась никакими звуками минут пять или семь...
– Бобби!!! Бобби!!! О, Бобби!!! Бобббббиииии...
И вот напуганный кабысдох уже мчится прочь, не забыв, а крепко держа в зубах свою дурно пахнущую добычу!.. Он вернулся за ней с полпути! Убежал и вернулся, рыча...
В пубе «Магнетик» на улице Пик остался всего один посетитель. За окнами – дремучая по непролазности ночь. В Тапе такие ночи бывают сплошь и рядом, рядом и сплошь.
Бармен Йон Римашевский раздумывал часа три, потом все-таки подошел и спросил:
– Будешь еще заказывать?... Так будешь или – нет, а?...
Бармен Римашевский повернул за плечо сидящего к нему спиной человека.
Но тот был мертв... и, похоже, еще с утра.
Тапа, центр, фешенебельный район, старый дом с евроремонтом и охраной. За столом в своем кабинете сидит Дед. Он спит, причем – с жутким храпом. У главы эстонского клана бостонской мафии каждый день так много неотложных дел, что порой поспать ему приходится, лишь сидя за столом...
И ему снится, не поверите, Дон Элгуджа Пярнусский – смотрящий по Бостону от Эстонии. Дон Элгуджа сидит с неснятыми штанами на унитазе и тужится... Желваки Дона Элгуджи играют, пот капает, струйка воды течет из бачка...
«Не нашли нашего дорогого Лихуту?... Хорошо
Дед вдруг просыпается, кое-как встает и идет на кровать в соседнюю комнату, но это уже неважно...
Дед вздыхает, не глядя падает на перину, накрывается одеялом с головой и отключается – уже по-настоящему!.. В кабинете тихо, за окнами – ночь, лишь идут, поскрипывая, его часы на дубовом столе. Мухоловка с лакированной ручкой на полу вдруг начинает шевелиться и взлетает, словно ее схватило попользоваться невидимое привидение... Половить мух... Поубивать их.
Война мафий продолжалась, хотя, вообще-то, была ночь...
Этой ночью к Тапе на скорости тридцать девять километров в час приближался ветхий «Мерседес-144» цвета спелых помидоров агента Шиппа. Не красавца и т. д. Ведь для настоящего агента красота – абсолютно лишняя составляющая его внешности.
«Фельдъегеря Орлова сопровождал полковник ГРУ в отставке Виктор Хаверь» – так значилось в розыскных документах контрразведки... Так вот, этой ночью пожилой и дошлый полковник в отставке был все еще... жив. И здоровехонек, исключая, конечно, хромоту, которую получил во время падения хвоста «Боинга-747» на край тапского болота.
– Мне надоело их кормить, Мозес!.. Слышишь?! – громко посетовала на судьбу одна молодая дама, законная супруга того, кто удерживал Хаверя и Лихуту в своем погребе как пленников.
Следователь Тайво Рунно величаво спал под одеялом из гагачьего пуха в своем доме за тремя железными дверями и одной деревянной дверкой... Толстая шея Тайво Рунно вылезла из воротничка его пижамы на полпальца... Ему снилась массажистка, к сожалению, уже абсолютно покойная... Некая Мона Грапс. Моночка – как звали ее все, кто знал и испытал ее массаж на себе.
«Убита массажистка, на нее наехала машина, – бубнил и во сне следователь Рунно, стоя навытяжку перед грозным комиссаром Шинном. – По показаниям случайного свидетеля, наезд на Моночку произошел намеренно...»
«То есть?...» – перебил комиссар.
«Не случайный был наезд, – следователь вздохнул во сне. – А стопроцентное убийство».
«Кому нужна массажистка?... Эстонка, тридцати восьми лет, разведена, на иждивении тринадцатилетняя дочь, – проворчал комиссар, глядя на следователя с чрезвычайным раздражением. – Вот у бывшего военнослужащего Котова И. С., которого сбили в прошлом году, – наверняка были враги. Ведь были?...»
«А те – пятеро рабочих-строителей?... – эхом переспросил Тайво Рунно комиссара. – Их тоже сбили».
«Они все – не титульной национальности, – быстро произнес комиссар. – Ну и что, предпринятые следственные действия к чему-нибудь привели?»
«По поводу Грапс? – уточнил следователь Рунно. – Или по поводу Котова?...»
«Обоих», – кратко поторопил его комиссар.
«Ее сбила ночью машина – на пешеходном тротуаре... И его тоже! Она шла из гостей, это случайно видел хозяин собаки, который вывел ее погулять... А Котов шел с работы!»