Любовь моя
Шрифт:
— Удовольствие получаешь — если читаешь без принуждения, если книга сама тебя интригует, затягивает, увлекает, — заметила Инна, — а наслаждение — это когда читаешь и испытываешь счастье. Наслаждение — это чистое удовольствие.
— Счастье иногда испытываешь через мучение и страдание, — сказала Аня.
— Это уже не счастье, а скорее удовлетворение. Это катарсис, очищение страданием и состраданием.
— Жанна, и ты решила отметиться в этом вопросе чем-то оригинальным, церковным, пропущенным через призму собственного понимания и осознания? — с усмешкой спросила Инна.
— Поехала… философствовать, — нервно сглотнув, пробурчала Жанна, но продолжила высказываться.
—
— Это уж точно. Книги — школа чувств, школа познания. Правильная книга — лучший оберег от распада сознания, особенно, если нет рядом папочек и мамочек, с которых обычно дети берут пример, — поддакнула Аня. — Для моих воспитанников перед чтением важен настрой. Беря книгу в руки, они, прежде всего, думают, что хотят получить от нее: радость, знания или найти хорошего друга.
— Сколько лет ты хотела бы сбросить? — неожиданно спросила Инна у Жанны.
— Я наслаждаюсь своим возрастом. Я имею возможность открывать для себя залежи непознанных истин. В моем окружении в ходу шутка: «Мы начали понимать жизнь только после шестидесяти. Раньше мы только работали».
— Я где-то слышала смешную фразу: «Люблю читать больше, чем есть», — расслабленно произнесла Инна, давая подругам понять, что тема разговора ей надоела.
— С родителями не очень повезло. Многие педагоги были не самого высокого уровня, но такие добрые! Я выделяла учительницу математики. Признавая за нею всевозможные достоинства и недостатки, я любила ее, потому и в МГУ поступила на механико-математический факультет. Готовилась самостоятельно, по книгам, — сказала Лена. — И там, в одночасье, схлынули все мои беды, казавшиеся ранее непреодолимо огромными.
— Помнишь, математичка пошутила о себе: «В хате кавардак, зато в голове полный порядок», — рассмеялась Инна.
— Я всё помню, — с ностальгической грустью ответила Лена.
*
Лена услышала, что Аня с Жанной увлеченно беседуют и сама не заметила, как примкнула к ним.
— …Вернусь к нашему разговору. Как ни хороши бывают фильмы, они не могут передать богатство звуков, которые я слышу в прозе Пушкина, и глубочайшую любовь к Родине и народу в рассказах Короленко и стихах Некрасова. «Родная земля! Назови мне такую обитель…» Еще в раннем возрасте я читала эти стихи со слезами, с дрожью в голосе, с болью в сердце. С Некрасовым не поспоришь. Он прост и доступен детскому уму, потому так близок и понятен. Его нельзя вычеркивать из главного школьного списка. И вчитываясь в Ларисины книги для детей, я чувствую музыкальную и живописную составляющие, обращенные непосредственно к воображению читателей, позволяющие глубже впитывать произведения, в которых по сути дела нет дна.
— А меня «Ванька Жуков» с его письмом «на деревню дедушке» и «Муму» до глубины души потрясли. Еще рассказ о девочке-няньке, которая засыпала над колыбелькой, а ее за это наказывали.
Потом в моей жизни появился Роберт Рождественский — гуру советской поэзии, апостол нашего поколения, лицо эпохи. Доброжелательная мощь его слов, любовь поразительной глубины и силы сразили и навек покорили меня. С тех пор я отслеживаю его творчество. Многие трагически-счастливые стихи знаю наизусть. Читая его, я поняла, что пафос
— Фундаментальная. Отталкиваясь от этих бессмертных строк…
— Инна, помолчи, подожди со своей иронией, — попросила Лена.
— Ты слишком много от меня хочешь.
— Рождественский, если чему-то присягал, то был непоколебим в этом. Он как скала, на которой собрались все несбывшиеся иллюзии нашего народа. Он был искренним комсомольцем и истинным патриотом, — сказала Жанна.
— Боготворил жену Аллу. Я завидую ей, — добавила Инна.
— Он так и не принял девяносто первый год. Мучительно расставался со всем, во что верил. Незаживающие раны разъедали ему душу. Он был беззащитен перед неожиданным поворотом в судьбе страны. Его поэзия последних лет — не скрижали, а метания, поиск, потому что в нем слились русское отчаяние, еврейская талантливость и безысходность. А это гремучая смесь, которая может убить человека. Доброта и боль — база его таланта. Он верил в то, о чем писал, поэтому его стихи столь глубоки и искренни. Он не раскручивал собственный успех, известность и славу ему принесли песни. «Они стон к Богу, даже если Бога нет», — сказала Аня. И рассеивая недоумение подруг, добавила:
— Верный был во всём. Окуджава тоже пел о комиссарах в пыльных шлемах. Смена эпохи, смена идеалов… Главное, что Роберт Рождественский остался верен великой русской словесности, прошел сквозь все беды, не покорежив себя. Великая Россия будет помнить его прекрасные честные слова! Его стихи останутся в веках, а песни будут волновать не одно поколение.
Потом Высоцкий нас покорил. Он — совесть нашего времени. Открыто говорил то, о чем все шептались на кухнях. Из сердца вынимал предельное отчаяние. Его строки как крик, как взрыв. Через песни в нас происходило бессознательное усвоение его языковой фактуры, его мыслей. Что скрывать, в душе Высоцкого всё бурлило: и смешное, и страшное. Мощные эмоции извергал. В нем всё было на разрыв. Страдал жестоко. Погиб, но не прогнулся. А его не причисляли ни к поэтам, ни к композиторам.
«Это класс-час у пятиклассников? А современные дети знают, что такое класс-час и политинформация?» — сама себя спросила Инна.
Аню уже невозможно было остановить.
— Фильмы не передадут детям всю красоту русского слова, не научат любить родной язык и литературу, не сформируют в ребенке национальной идентичности. Здесь должна быть длительная работа мозга и чувств, приобретаемая в процесс чтения книг. При просмотре фильмов преобладает зрительная составляющая…
— Но фильмы заинтересуют, подтолкнут к чтению, — остановила Аню Жанна.
— А может наоборот, — не согласилась Инна. — Посмотрят фильм, и читать им уже будет не интересно.
— Все основные качества человека, его понятия, социализация и мировоззрение закладываются в детстве. Дальше они только корректируются, дополняются, развиваются и закрепляются. Вот почему я с благодарностью и уважением отношусь к работе библиотекарей, привлекающих к чтению детей этак годков с пяти-шести. Библиотека — не просто хранилище информации, она — храм души и форум, пространство и атмосфера неформального общения. И обязанность социального государства ответственно относиться к проблемам библиотек. И всем нам надо крепить союз родителей-писателей, библиотек-школ и искать наиболее эффективные методы общения с детьми в стенах общественных и культурных заведений, — провозгласила Аня. (Это слова из ее доклада на очередной августовской учительской конференции?)