Любовь моя
Шрифт:
Лена задумалась над чем-то отвлеченным, и до нее уже не доходил смысл происходящего в комнате. Она, как и Жанна, слышала только отдельные моменты разговора Инны и Ани.
— …Есть выражения: «Умеющий смеяться, остается свободным» и «Пока мы умеем смеяться, мы остаемся великим народом». Наверное, эти утверждения относятся к радостному смеху, но никак не к горькому или ироничному?
— Почему же? Я думаю, в нем задействованы все составляющие, все варианты и возможности. Кому-то милее смех, возникающий при просмотре цирковых номеров на стыке клоунады и буффонады,
— А и правда. У Риты манера шутить сквозь слезы, потому что о важных проблемах пишет.
И Жанне тут же припомнились счастливые слова мужа: «Знаешь, когда я понял, что ты выздоравливаешь, и тебе уже ничего не грозит? Когда ты впервые после операции засмеялась».
— Рита, углубляясь в абсурд и трагизм жизни, прячется за лиризмом. Он смягчает грусть. А Лена закрывается иронией. Почему у нас лирика обязательно в миноре? А я хочу, чтобы в мажоре была, в радости! — пожелала Аня.
— …Помнишь слова Нильса Бора: «Есть вещи настолько серьезные, что о них можно говорить только шутя». Гений. О нем не хочется вспоминать в прошедшем времени, — сказала Инна.
— …Это дилетантизм и примитивизм, если волеизъявление на бытовом уровне. Академизм предполагает более высокое прочтение.
— А если реки эмоций?
— …Рита не устает вбирать в себя судьбы своих героев, их беды и несчастья?
— Она ими питается, — рассмеялась Инна.
— …Давай, начинай ломать авторов через колено.
— Ну, а если всерьез говорить о писательском творчестве, то все очень просто: от мыслей отпуска не бывает. Как уйти от самой себя?
— …Драматург Володин писал: «Стыдно быть несчастливым».
— А можно иначе сказать: «Неловко быть счастливее других».
— И сразу между вами видна разница.
«Девчонки и в этой области надеются сделать открытия? Только часто новое оказывается повторением старого», — усмехнулась Лена, прикрыла усталые глаза и… будто начала медленно растворяться в пространстве по типу какой-то химической реакции.
— …Глупость всё это несусветная, — возмутилась Инна и судорожно сглотнула слюну. — Что-то я проголодалась. Надо бы подзаправится. Пряники, печенье, вода с сиропом и без — это уже банкет! Аня, не сочти за труд, подтолкни ко мне вазу. Я не дотягиваюсь, а встать мне лениво. Молодчина, Кира, расстаралась, наготовила всяких приятностей для гурманов. Аня, угостись. Божественно вкусно!
— Спасибо, — ответила та, двигая вазу.
«Глупость? Что Инна имела в виду? Наши с ней разговоры? — Мнительность и обидчивость обступили Аню. — Мелочи всё это», — решительно успокоила она себя.
*
— …Сначала романы узнаваемы, потом признаваемы. Следующий этап для талантливых произведений — стать достояние мировой культуры, — речитативом пропела Инна.
— Как много надо, чтобы талант состоялся! — Аня вздохнула так, будто привередливая судьба ей самой перекрыла кислород, не дав развиться врожденным способностям. — Риту притягивает грустное. Оно и понятно. Когда пишешь о проявлениях человеческой души, всегда присутствует немного меланхолии. Но сейчас требуется оптимистичная литература.
— Не хочет сладким кормить. Ох, эта мне ее временами неизбывная мрачность! Она заменяет ею глубину произведения? —
— Время кует авторов и героев. — Лена поспешила загасить не померещившийся ей, явно намечающийся спор.
— Цель у Риты прекрасная: пробудить в читателях нравственные чувства и прежде всего сочувствие, утвердить благородство, чтобы они могли преодолеть в себе пошлость и злословие. Она мечтает, чтобы в людях проснулась внутренняя сила, увеличился масштаб души. И тогда в них всё положительно срастется, — восторженно «запела» Аня.
— Рита сама в своей жизни стремится к идеалу и тащит за собой остальных? Но какой же идеал без радости? Зря старается, не достучится. Ей стоит поискать другой, запасной, более эффективный вариант влияния на людей? — спросила Инна.
— Начну с того, что ты не справедлива к Рите. Один — гений стиля, другой — гений видения; кто-то умеет выражать радость, кто-то печаль. Людям свойственно больше грустным делиться.
— Не стоит это качество возводить в ранг всеобщего, — заметила Жанна. Она только что вышла из полузабытья. — Людям важно, как преподнесен грустный материал. Надо, чтобы не в лоб.
— В лоб больнее — усмехнулась Инна. — По себе знаю.
— Раз ты спрашиваешь, значит, тебя Ритины книги трогают. Или ты споришь, не удосужившись вчитаться? Тогда вспомни Данте. Никто не упрекнет его в приверженности к страданиям и жестокости, хотя изображенные им события ада поражают ужасом, красотой и эстетикой. У него даже сама структура текста — аналог готического собора, устремленного ввысь. Там все просчитано с математической точностью. (Вот и Жанна проявила себя хотя бы на прошлом материале.) Его «Божественная комедия» — это беспощадная поэма о Боге и вере, о ненависти и возмездии. Автор учит отвращению к греху, утверждает, что злой должен страдать, виновный обязан пройти путь очищения, стать самим собой, но не злорадствовать.
— Умным людям всё это известно, а глупым — неинтересно, — фыркнула Инна.
— По мнению Данте, самый тяжкий грех — богоотступничество.
— А я поняла, что предательство. Данте нашел Иуду в последнем круге ада, — не согласилась с Жанной Аня. — Объясни, за что твой Бог наказывает и без того несчастных самоубийц? Разве они заслуживают ада? Им и на земле жилось невыносимо тяжело. В аду их истязали гарпии. Проклятые, они были обречены на вечные страдания!
— За то, что они попирали свободную волю, которой Он их наделил.
— Так они и выбрали…
— Они должны были сопротивляться искушению убить себя, раз Бог назначил им жить.
— Получается, за непослушание? А разве меньшие грехи похоть, гордыня, алчность?
— Ой, не знаю, — растерялась Жанна. — В смятенном состоянии духа Данте исследовал грехи человеческие во всех их проявлениях. Ужасающие подробности увиденного овладевали его умом и сердцем. Его волновала судьба человечества и своя собственная. «Чем больше грех, тем больше возмездие», — понимал он. Фурии мучили еретиков, чтобы те раскаялись. Они проходили очищение огнем за сомнения в христианских догмах. Гневливые в аду грызли и рвали друг друга. А любовники крутились в вечном вихре разрушительной силы как в центрифуге. Их любовь превращалась в пламя ада. Ужас!