Любовь плохой женщины
Шрифт:
Дворники скользили по лобовому стеклу взад и вперед. И только когда машина промчалась мимо Лондонфилдс, она открыла глаза, сфокусировалась на смутно узнаваемой географии и стала давать указания водителю: направо, налево, направо.
Со смешанным (и неприятным) чувством предвкушения и беспокойства, прикрывая сумочкой голову, она почти бегом поднялась по крутым ступенькам к двери Элли.
На краткое мгновение в окнах первого этажа промелькнула Элли в чем-то вязаном и очень розовом. Прежде чем она исчезла, Наоми увидела поднятую ладонь, увидела, как Элли машет ей.
И от этого она испытала неожиданный прилив хорошего настроения, ее охватило ощущение свободы, как будто ее только что выпустили из больницы после долгой болезни. Она даже почувствовала слабость и дрожь в ногах.
К Наоми пришло осознание того, насколько тяжело жилось ей на Лакспер-роуд, и не только из-за неписаных правил дома или из-за собственной ненужности. Труднее всего было скрывать от хозяйки свою страстную связь с хозяйкиным сыном.
Это было пыткой — держать свою любовь в секрете, не иметь возможности говорить о ней. Если бы она могла кому-нибудь рассказать об Алексе, то, может, происходящее показалось бы ей самой более вероятным и более реальным. Ей необходимо было произнести его имя вслух, связать его со своим именем, сказать: «Я и Алекс».
Она глотнула холодного и влажного воздуха, быстро выдохнула его. Здесь, на пустой каменной террасе было свежо и прохладно; позади нее стеной падал на землю дождь, принося с собой грязь и бодрость. Вдруг в доме на другой стороне дороги открылось окно; оттуда дерзко вырвалась музыка.
Из-под входной двери донесся лай Маффи. Звук то удалялся, то приближался, сообщая о передвижениях пса между прихожей и кухней. И вот появилась сама Элли. Искрясь, как молния, опасной энергией, она протянула приветственное «ита-ак» в своей всегдашней провокационной манере.
— Итак, — коротко ответила Наоми, проходя внутрь.
— Вытри ноги, будь добра. А ты заткни пасть. — Последнее распоряжение относилось к Маффи, который лаял так, что его отбрасывало назад.
Из кухни вышла босая Джуин с полотенцем на шее.
— О, — сказала она, — это ты. — Она взяла на руки заходящуюся лаем собаку, поцеловала ее в лохматую голову и невежливо, демонстративно пошла вверх по лестнице.
— Не обращай на нее внимания, — громко посоветовала Элли, — у нее сейчас то самое время месяца. Я всегда догадываюсь об этом, потому что ведет она себя в эти дни еще более одиозно, чем обычно. Разве не так, Джуин? — Она оперлась на лестничные перила и крикнула вслед дочери: — У тебя бывает ужасный предменструальный синдром, да, дорогая? Так, ладно! — Она довольно потерла руки. — Проходи же, Маркхем, садись, выпей стаканчик-другой пунцовой влаги из источника вдохновения. А может, напьемся вдрызг и будем всю ночь петь сентиментальные баллады? Ведь тебе не надо вести машину. Ты даже не умеешь водить. Боже упаси тебя от того, чтобы ты села за руль. А-а, я вижу, ты сделала прическу. Через неделю будет лучше. Кейт знает, что ты здесь? Ты бы позвонила ей и сказала, в противном случае она надуется и затаит обиду.
— Алекс ей передаст. — Вот, она сказала! Она произнесла вслух его имя! Наоми резко села на диван и сложила руки на коленях.
Александр Гарви. Довольно обыкновенное имя, как раньше ей казалось, но теперь оно несло в себе огромную мощь и значение. Она решила, что произнесла его достаточно непринужденно. Возможно, голос был чуть звонок, чуть неровен, но не настолько, чтобы это было заметно непосвященному собеседнику.
— Она хорошо тебя кормит? Ты тощая как спичка. — Элли потянулась через диван, чтобы в экспериментальных целях ущипнуть Наоми за руку.
— Ну, да. В смысле, кормит хорошо. Но последнее время я ем довольно мало. А еще она разрешает кошкам ходить по столу и нюхать тарелки. От этого у меня совсем пропадает аппетит.
— Отвратительно. Слушай, я не успела сходить в магазин. Я не собиралась ничего готовить. Мы закажем что-нибудь на дом попозже. Пиццу. Или китайскую кухню. Все, что захочешь. Но сначала мы должны обменяться новостями. Ты первая. Расскажи мне, как твои дела.
— Не думаю, что тебе понравятся мои новости, — предупредила Наоми.
Разумеется, Элли это не испугало.
Джеральдин Гарви вышла из ванны, и показалось, будто вместе с ней из ванны вышла половина воды. Должно быть, существовал такой непреложный закон физики, по которому чем старше становился человек, тем больше воды к нему прилипало. Обдумывая эту проблему, она прошлепала по полу из пробковой плитки к вешалке и завернулась в пушистое полотенце.
Было мокро внутри и мокро снаружи. Набухшие водой тучи с середины дня собирались над Лондоном — они неумолимо, целенаправленно двигались по небу, поливая по пути деревни и пригороды. Сад, давясь, жадно пил из луж. Бассейн переливался через края. Цветочные бордюры затопило. С тех роз, что не успели плотно свернуться в бутоны, все лепестки были оборваны и сброшены в грязевую жижу. Ломоносы оказались наполовину содраны со шпалеры и теперь свисали мокрой спутанной плетью. Джеральдин открыла шпингалет и распахнула запотевшее окно. Было видно, как банные пары устремились наружу, а внутрь проник невидимый, но ощутимый запах мокрой почвы.
Но не было ли это типичным для британского лета? Джеральдин, так проклинавшая жару, теперь брюзгливо ругала дождь. И вопреки своим же словам она вовсе не обрадовалась освежающей грозе. Разве можно было привыкнуть к столь часто меняющейся погоде? Человеческому организму понадобится неделя, две, три, чтобы полностью адаптироваться к той или иной перемене. «А ведь именно перемены, — сварливо заметила она про себя, — являются причиной плохого самочувствия, именно они благоприятствуют вирусным инфекциям и вызывают простуды».
Вот почему такое количество британцев ездило отдыхать в страны с более солнечным климатом. Но для нее поездка за границу казалась безрассудной глупостью, так как температура там была непривычной и измерялась в градусах Цельсия, вода была непригодной для питья, гигиенические стандарты были сомнительными, и к тому же там можно было пасть жертвой всевозможных экзотических жучков.
Джеральдин лишь однажды побывала во Франции, очарованная представлением об этой стране. Там, в одном баре в Нормандии, она была подвергнута бесконечному унижению, когда хозяин заведения в ответ на ее деликатный вопрос шепотом, где находится toilette,протянул через прилавок — у всех на виду — рулон грубой, гофрированной туалетной бумаги. А потом, выйдя из душного маленького cabinet,она чуть не врезалась во француза, справлявшего нужду в фаянсовый писсуар — она до сих пор вздрагивала при этом воспоминании.
«Уж лучше Англия, — решила она, — и старая добрая Шотландия с их метеорологической нестабильностью, чем чужая земля с чужими обычаями».
Всплески в лужах на подъездной дорожке, шорох гравия под колесами и вонь выхлопных газов сообщили ей о том, что приехал Джон. Ей следовало бы спуститься вниз, чтобы встретить его — это было больше, чем простая обязанность жены, это был обычай, освященный годами, — но у нее были проблемы с дочерью, она потеряла целый час в бесполезных спорах с ней и с тех пор находилась в расстроенном состоянии духа.