Любовница Черного Дракона
Шрифт:
— А я смотрю, ты в себя поверил, — Дрейк смотрел на гнома с той леденящей брезгливостью, с которой обычно стараются стереть нечистоты с подошвы обуви. — Зазнался. Хамить начал…
Нарциссе отчаянно захотелось вцепиться в рукав Натаниэля и умолять уйти из кабинета. Несмотря на то, что рост Рудольфа едва доставал до пояса Дрейка, гном выглядел очень воинственно. Настолько, что она невольно засомневалась, что Натаниэль выйдет из схватки победителем.
Пальцы стиснули стакан до боли в костяшках, когда гном подошел вплотную к Дрейку, задрал голову и с вызовом произнес:
— Да что ж ты такой неуемный? — и вдруг с радостным гиканьем обнял Натаниэля. — Хвала священным предкам! Я уже и не надеялся увидеть твою драконью морду!
Тот, не скрывая радостной улыбки, дружески похлопал Рудольфа по спине.
— Я тоже искренне рад тебя видеть, Коротыш.
— Сукин ты сын, Дрейк! — гном с чувством ударил кулаком по ноге Натаниэля и всхлипнул. — Год как вернуться, и даже не навестить старого друга! А между тем, я дважды приезжал к тебе.
— Был занят.
Уточнять, чем был занят старый друг, гном не стал. Вместо этого он потеснил Натаниэля и просеменил к дивану.
— Позвольте представиться. Моя фамилия Шанс. Рудольф Шанс. К вашим услугам, — гном галантно протянул руку Нарциссе и склонил голову.
Пристально разглядывать незнакомого человека не совсем вежливо. Таращиться во все глаза с открытым от удивления ртом — так и вовсе за гранью хороших манер. В свое оправдание Нарцисса могла бы сказать, что из-за волнения забыла о правилах приличия. Однако, положа руку на сердце, призналась — она никогда не сталкивалась с подобным.
Стакан задрожал в ее руках. Рудольф подхватил его, повел ноздрями над краешком и устало вздохнул:
— Яманский молочай. Выпейте, вам станет легче.
Не помня себя, обескураженная Нарцисса осушила залпом стакан. Горечь обожгла язык, заставив закашляться. Горло сжал судорожный спазм, однако через секунду по телу разлилось блаженное тепло.
Кабинет начал приобретать краски: вон над комодом висит умиротворяющий пейзаж, а вон на подоконнике за стеклом сидит взъерошенный воробей. На рабочем столе, заваленным различными бумагами, стоит аккуратная хрустальная ваза с нарциссами. Их тонкий аромат щекотал ноздри и успокаивал.
Нарцисса удивилась, вдруг осознав, что ничего этого не заметила. Кроме пугающих инструментов, запертых в стеклянные короба. Да и те уже не выглядели такими уж устрашающими. “Это все яманский молочай”, - напомнила она себе и мысленно отмахнулась. Какая разница что! На душе сделалось спокойно, будто ее коснулось солнце, которое заливало сейчас кабинет, будто одуванчиковым вареньем.
— Какие у вас красивые нежные пальчики! — вкрадчиво проговорил Рудольф, не сводя с Нарциссы восторженного взгляда. Он осторожно потерся губами о кончики ее пальцев. В этом, едва уловимом жесте, было столько интимности и столько откровенного восхищения, что лицо запылало от смущения. — Пахнут бергамотом. М-м-м… Изумительно! Должно быть, вы прекрасно играете на фортепиано. Как вас зовут?
— Нарцисса, — негромко ответила она.
Рудольф мечтательно прикрыл глаза и вздохнул.
— Какое красивое и редкое имя, — и с нескрываемым удовольствием повторил по слогам: — Нар-цис-са… Один из самых моих любимых цветов. Нарциссы такие утонченные, такие хрупкие. Древний эллийцы называли его “Цветком Богов” за его красоту. Знаете, глядя на вас, я теперь понимаю почему…
Внутри что-то дрогнуло. Никто так не говорил с ней прежде. Так тепло, так искренне. Будто она неповторимо прекрасна и, главное, достойна восхищения. Глаза защипало от непрошенных слез.
Рудольф продолжал говорить. Он по-прежнему держал ее ладонь, ласково поглаживая второй рукой тыльную сторону. Его голос становился все тише и вкрадчивее, и вот Нарцисса неосознанно придвинулась ближе к гному.
— Кхм…
Нарцисса поняла, что напрочь забыла о присутствии Натаниэля в кабинете. Он стоял, облокотившись спиной на комод и скрестив руки на груди. Синие глаза метали ледяные молнии, а на лице играли желваки. Приятное чувство злорадства укололо ее, но она взяла себя в руки, стараясь не выдать нахлынувшего удовольствия.
Рудольф демонстративно закатил глаза и с сожалением вздохнул.
— Простите, но надо идти, — он поднялся с дивана и недовольно пробурчал в сторону Дрейка: — И какая нелегкая занесла вашу благородную задницу в наши отнюдь не благородные места?
— Де Виньи, — с непроницаемым ответил тот. — Мне нужно, чтобы ты кое-что проверил для меня.
Он не ревнует, подумалось Натаниэлю. Просто стало неприятно от того, как она потянулась к другому, напрочь забыв о всех правилах приличия. Дрейк прекрасно знал: дай Рудольфу волю, — и он соблазнит даже королеву Витторию, о неприступности которой ходят легенды. И, тем не менее, глядя на нежный румянец и трогательную, по-девичьи смущенную полуулыбку Нарциссы, Дрейк почувствовал себя уязвленным. С ним она не была столь щедра на…
Натаниэль выругался. Щедра на что? На улыбки? На стеснение? Он не мог подобрать слова, и это доводило до белого каления. Тоска легла серой тряпкой на плечи, будто он упустил нечто очень важное, и теперь это было недосягаемое далеко.
Сознание услужливо вытащило картину из недавнего прошлого: они едут в экипаже, и Натаниэль в безотчетном порыве накрыл ее руку своей. Возможно, хотел успокоить, а может это был бессознательный робкий шаг к примирению. В кабинете он перегнул палку, и чувство вины подспудно давило на сердце.
Но Нарцисса молчаливо выдернула руку. Он ждал хоть какого-то отклика, да хотя бы возмущения. Но она не удостоила его даже взглядом. Только по лицу пробежала тень глубокой печали и тотчас скрылась за ледяной маской безразличия.
“Могла бы быть и помягче”, - угрюмо подумал Натаниэль. Безразличие зацепило его больше, чем могло бы зацепить ответное оскорбление.
Глядя, как Нарцисса спокойно и без лишних рассуждений пошла за Рудольфом в дознавательскую камеру, чувство глубокой обиды еще сильнее уязвляло сердце. В конце концов, он же ее не любит, напомнил себе Натаниэль. Да и девчонка оказалась с неприятным сюрпризом. А ревность уместна, когда любишь…